В ее вопросе звучала боль. Честные, отважные и благородные люди… Меня она тоже таким посчитала. И теперь, когда на нее из-за этого обрушилось столько бед, мне хотелось сказать ей, что все будет отлично и мы обязательно найдем способ вернуть ее вторую жизнь.
Но я промолчал. Что я ей мог обещать, когда даже не был уверен, что мы выживем в этой славной морской прогулке?
Из рубки раздался вопль Харальда:
– Смертные! Насаживайте на крючки наживку! Мы приближаемся к месту славной рыбалки!
– Нет, – покачала головой Сэм. – Идем дальше.
Толстую рожу Харальда перекосило от злобы.
– Дальше небезопасно. Там…
– Ты свое золото получить-то хочешь? – спокойно отреагировала на его злобный вид Сэм.
Харальд еще сильнее скривился, пробормотал какое-то явно неприличное йотунское ругательство, однако послушно прибавил обороты в моторах, и лодка устремилась вперед.
– Откуда ты знаешь, что нам нужно дальше? – повернулся я к Сэм.
– Просто чувствую. Видимо, это передалось мне с кровью отца. Одно из немногих преимуществ родства с ним. Всегда могу точно определить, где прячутся самые злобные монстры.
– Вот радость и счастье, – поежился я.
Нас окружала почти непроглядная серая мгла. Вглядываясь в нее, я вспомнил про Гиннунгагап – первобытный туман между льдом и огнем, и мне показалось, что мы в него-то сейчас прямиком и вплываем. Море, наверное, вот-вот исчезнет, а нас поглотит мир вечного забвения. Или я все-таки ошибаюсь? Дедушка с бабушкой ведь наверняка заволнуются, если Сэм не придет домой к ужину.
Лодка содрогнулась. Море потемнело.
– Ну вот. Теперь чувствуешь? Мы перешли из Мидгарда в воды Йотунхейма, – сообщила Сэм.
Я указал налево. В нескольких сотнях ярдов от нас в тумане виднелась гранитная башня.
– Да это же Грейвский маяк. Выходит, мы совсем близко от порта.
Сэм схватила одну из удочек великана, больше похожую не на орудие для рыбалки, а на шест для прыжков в высоту.
– Миры нахлестываются один на другой, Магнус. Особенно в районе Бостона. Беги за наживкой, – бросила она на одном дыхании.
При моем приближении Харальд сбавил до минимума обороты в моторах.
– Рыбачить здесь слишком опасно, – попытался он меня остановить. – Да и наживку эту вам вряд ли удастся забросить.
– Заткнись, Харальд! – выкрикнул я и, чуть не сбив его с ног торчащим в сторону рогом быка, поволок голову к носу лодки.
Мы с Сэм внимательно изучили крюк, основательно загнанный в череп наживки.
– Вполне сойдет за рыболовный крючок, – пришла к заключению моя многоопытная валькирия. – Привязываем цепь к тросу на удочке.
Мы пропыхтели несколько минут, пока нам удалось крепко соединить цепь с тонким, плетенным из стальной проволоки тросом, из-за которого катушка на удилище весила никак не меньше трех сотен фунтов, а затем совместными усилиями сбросили бычью голову с носа лодки.
Она стала медленно погружаться в ледяную пену, и до тех пор, пока не исчезла из вида, мертвый глаз быка взирал на меня с укоризной, словно пытаясь сказать: «Некруто, чувак».
Харальд проковылял тяжелой походкой к нам, волоча за собой огромное кресло, которое погрузил для устойчивости всеми четырьмя ножками в имевшиеся на палубе отверстия для якорных цепей, а затем еще зафиксировал стальными тросами.
– Будь я тобой, человек, пристегнулся бы, – указал он на кожаные ремни, которыми было снабжено кресло.
И фасоном своим, и этими самыми ремнями оно, по-моему, очень напоминало электрический стул, но я все же послушно сел в него и пристегнулся.
– Ну и зачем это надо? – спросил я у Сэм, которая уже протягивала мне удочку.
– Ты ведь поклялся всем сердцем, – напомнила мне она. – Теперь пути назад нет.
– Да ладно, – махнул рукой я и принялся рыться в хламе, который принес вместе с креслом Харальд.
Подходящими к случаю мне показались кожаные перчатки. Я напялил их на руки. Ну подумаешь, велики всего на какие-нибудь четыре размера. Сэм вручила мне удочку и подобрала перчатки себе.
У меня вдруг возникло совершенно не связанное с происходящим воспоминание, как мы с мамой смотрели фильм «Челюсти». Ей почему-то казалось, что мне нужно его увидеть, хотя она и предупредила заранее: «Знаешь, Магнус, он очень страшный». Но мне было не страшно, а просто скучно. Действие развивалось томительно медленно, а барахольная резиновая акула вообще вызывала смех.
– Пожалуйста, пусть я поймаю резиновую акулу, – пробормотал я.
Харальд вырубил зажигание, и нас окутала тишина. Ветер стих. Волны исчезли, словно море вдруг затаило дыхание. Лишь морось шуршала о лодку со звуком песка, ударяющего в лобовое стекло машины.
Сэм, стоя у поручней, метр за метром травила трос, и голова быка уходила все глубже в пучину. Наконец трос обмяк.
– Наживка уже на дне? – спросил я.
Сэм закусила губу.
– Не знаю, но думаю…
Договорить она не успела. Трос издал такой звук, словно кто-то изо всех сил вдарил огромным молотком по пиле, и натянулся. Если бы Сэм не стала вертеть катушку, я бы, наверное, улетел в космос. Удочку чуть не вырвало у меня из рук, но мне все же каким-то чудом удалось ее удержать.