Меч на закате

В то утро я особенно тщательно расчесывал волосы и бороду и заботливо укладывал складки старого выцветшего плаща, снова и снова поправляя в наплечной прятке пучок желтых ноготков, == те из Братства, кто еще оставался в живых, по-прежнему шли в бой с каким-нибудь таким украшением на доспехах. Я знал, я смирился с тем, что Судьба завершила узор, что проклятие исполнилось и что в этот день я должен буду принять свою смерть (но я думал, что она будет быстрой и пристойной, какой она и должна была быть, какой она была для Амброзия; не эта неопрятная задержка в пути!). И я мог только надеяться, что моя смерть послужит еще и выкупом за мой народ. Я знал еще, так же верно, как то, другое, что узор требовал, чтобы я взял Медрота с собой, и я молился, чтобы таким образом я мог искупить свой старый грех и чтобы это искупление не потребовало окончательного поражения всей Британии. По меньшей мере, если Медрота не будет, Британия может быть спасена от рокового раскола внутри самой себя, раскола, который должен был впустить тьму. И я торопливо, потому что уже слышал сквозь плетеные стены гомон собирающихся эскадронов, приготовился, словно для того, чтобы принять невесту или триумф, потому что нечто во мне, что было старше, чем моя собственная жизнь, то самое нечто, которое я чувствовал во время своей коронации, как будто знало, что существуют некие приличия, внешний и приметный знак добровольного согласия, который надлежало сделать перед лицом богов... Я внезапно вспомнил, как аккуратно юный оруженосец Амброзия подравнял ему по его просьбе волосы в утро его последней охоты.

Глава тридцать седьмая. Король Плодородия

Бурное обещание вчерашнего заката исполнилось днем теплого, яростно завывающего ветра и шквалов дождя; и знамена и вымпелы эскадронов трепетали на своих древках, словно их уже несли в атаку. Все войско == конница и пехота, лучники и копейщики == уже собралось за хижинами и кухонными кострами. Неистовые всадники с моих родных холмов, сидящие на своих маленьких косматых лошаденках так, словно составляли с ними единое целое; воины из Глевума, собравшиеся под черной борзой, которая украшала знамя их герцога; уроженцы меловых возвышенностей, еще в чем-то сохранившие грозную непоколебимость легионов. Если бы только я мог разглядеть среди них шафрановое сияние знамени Кадора; но людей с запада должны были по прежнему отделять от нас много миль. Я спросил себя, насколько близко были Сингласс и Вортипор... Мои Товарищи, отмеченные желтыми пятнышками ноготков, торчащих у каждого на гребне шлема или под наплечной пряжкой, выстроились с Флавианом во главе впереди всех остальных в ожидании, когда я займу свое место в их рядах. Мой могучий старый Сигнус умер три года назад, и вместо него первым среди моих боевых коней стал рослый серебристо-дымчатый жеребец по кличке Серый Сокол, которого теперь прохаживали неподалеку. При виде меня он заржал, а войска приветственно выкрикнули мое имя, так что оно прозвучало, словно рокот волн, внезапно разбившихся о песчаный берег.

Я в ответ выбросил вверх руку и, вскочив в седло, развернул Серого Сокола и встал в строй рядом с Бедуиром, сидящим на крупном, гарцующем гнедом жеребце, которого ему выделили из резервов; и внезапно я понял, что Братство вновь стало целостным. Фарик и его каледонцы, для которых превыше всего была верность своему племени; предатели, последовавшие за Медротом в саксонский лагерь, == все они были отсечены прочь; знакомые лица, которых не было с нами и которые давно уже стали черепами, были совсем другим делом, потому что не смерти было дано разрушить Братство; те, что остались, были прочным ядром == люди, которые, присоединились ли они к нам лишь в прошлом году или же имели за плечами сорок лет службы, решили украсить свои шлемы ноготками и принять этот последний бой вместе со мной. Эти люди и были товарищами Медведя. И я никогда не любил их так сильно, как в этот момент.

Теперь мне следовало обратиться к ним; я почти сегда произносил перед битвой какое-нибудь боевое напутствие, но в прошлом уже было столько сражений, столько напутственных речей, что мне, казалось, больше нечего было сказать; и я, глядя в их угрюмые лица, понял, что сейчас не время для лицемерных ободрений. Так что я крикнул им только:

== Братья, вы знаете, как мало у нас сегодня шансов; поэтому давайте биться так, чтобы, победим мы или погибнем, певцы пели о нас еще тысячу лет!

Я вскинул руку вверх, подавая сигнал Кею, командовавшему основным крылом конницы, и старому Марию, который вел пехоту, и огромный зубровый рог запел, резко и весело, и по всему лагерю откликнулось эхо, и звуки сигнала к выступлению закачались вверх и вниз, подхваченные порывистым ветром, который ерошил и серебрил листья орешника. И первый отряд конницы двинулся вперед и, дойдя до меня, отсалютовал мне, подняв вверх копья.

Аве, Цезарь! Идущие на смерть...