Меч Немезиды

— Какое твое дело, Леха? — злобно каркнул Пит. — Твое дело — меня слушать! Сделаем дело, поедем обедать. В «Бакинский дворик». Там понтов мало, а шашлык хороший. Я жрать хочу…

— Не, Пит, ты четко скажи, — угрюмо сказал Соболь. — Братву валить не будем?

— Да что вы все жопами вертите?! — взорвался Лисица. — Общак растаскивают, а вам ничего не надо! А мне надо?! Чего я голодный к Фитилю на дачу еду? Чего я против всех пру?! Сидел бы за белой скатертью, хавал мясо с кавказской икрой, коньяком запивал да сопел в дырочки! А благо воровское пусть псу под хвост кидают! Только раз смотрящего нет, Общество должно смотреть за порядком! Общество должно «закон» блюсти! Где это Общество? Или его нет уже? Одни говнюки остались?!

Черный «Мерседес» ворвался в узкие улочки Малаховки и, уверенно ныряя по переулкам, выскочил на улицу, где жил Фитиль. Она упиралась в лес и сейчас вся была заставлена крутыми автомобилями с наглухо затонированными стеклами. «Мерины», «бэшки», «аудюхи», «Кайены» и «Рэйнджроверы», все черные, сверкающие, с номерами, состоящими из одних нолей и заветных букв, отражающих принадлежность к серьезным государственным структурам. Рядом с машинами курили, перебрасывались словами и рассказывали анекдоты водилы, многие уже предусмотрительно открыли багажники.

— Стань поперек, чтобы ни одна сука не выехала, — каркнул Пит. И когда Пыж выполнил команду и перегородил единственный выезд, удовлетворенно осклабился. — Все за мной!

Он стремительно шагал впереди, за ним поспешал Пыж, а в двух шагах сзади шли Толченый и Соболь с автоматами, которых они немного стеснялись. Но стеснение в глаза не бросалось, а автоматы — бросались. И вообще, процессия выглядела внушительно. Причем внушительность ей придавали не автоматы, а безжалостное лицо Пита, репутация которого была на Москве хорошо известна.

Бригада Пита шла мимо ряда машин, и разговоры прекращались. Несколько багажников захлопнулось, многие водилы заняли места за рулем — от греха подальше.

Сквозь незапертую калитку Пит вошел во двор. Охраны не было. Из дома четверо братков выносили внушительные мешки и огромные сумки.

— Что тут происходит, брателлы? — развязно спросил Пит. — Экспроприация? Или обычный грабеж?

— Свое берем, брателла! — откликнулся Бульдог из группировки центровых. — Наши двенадцать миллионов…

Пит сплюнул:

— Разворачивайтесь. Назад заносите. Общаковое бабло каждый сам по себе не щиплет. Это вам не по карманам шарить в автобусе.

— Да сказано, свое берем, наши двенадцать лимонов! — Бульдог выпятил челюсть и свел брови, но на Лисицу угрожающее выражение не произвело впечатления.

Он сплюнул еще раз. Обстановка накалялась. Соболь и Толченый перестали стесняться автоматов и взяли их на изготовку.

— Разворачивайтесь. Будем решать по «закону». За крысятничество, знаешь, что бывает? Про Гулю слышал?

Про страшную судьбу Гули слышала вся криминальная Москва. И аргумент подействовал. Возможно, его усилили два направленных автоматных ствола.

Бульдог приказал, и братва потащила мешки обратно, в огромный гараж под домом. У Фитиля было шесть машин, каждая не дешевле полумиллиона долларов. Но главное заключалось не в машинах. В стены и пол были вмурованы огромные сейфы-шкафы, в которых и хранился криминальный кэш. Сейчас машины были выгнаны во двор, в пустом помещении царила суматоха и стоял невнятный гул. Все хранилища были открыты, братва разбирала мешки, рюкзаки, чемоданы и сумки или просто запаянные в пластик толстенные пачки крупных купюр. Все это напоминало виденный когда-то Питом фильм про революцию, в котором банда анархистов грабила уездный банк. Правда, сейчас здесь присутствовал полумертвый от страха бухгалтер Фитиля, который сличал записи в потертых тетрадках с криво написанными цифрами на сумках и мешках. Судя по его виду, он понимал, что в случае сбоя в приблизительной бухгалтерии расплатится собственной головой.

— Кого грабим, братва? — громко каркнул Пит. — Общество грабим? Так за это живьем сжигают! Или в землю закапывают!

Гул прекратился. Белые пятна не облагороженных добрыми чувствами лиц повернулись в его сторону.

Сейчас Пит почувствовал себя киношным комиссаром, ворвавшимся в разграбляемый банк в тельняшке, с маузером, и силой революционного слова разагитировавшим анархистов. Маузера у него, правда, не было, зато имелся 18-зарядный «Глок», который он, впрочем, не доставал, надеясь на свою способность к убеждению и автоматы в руках подручных.

— Свое берем, — отозвался пахан юго-западных по прозвищу Боцман. — Пока смотрящего нет, пусть у нас полежит, целей будет!

— Я ему объяснял, а он не понимает! — зло выкрикнул Бульдог. — Думает, он главней всех!

— В натуре, Пит, ты от кого говоришь? — Грубое лицо Боцмана побагровело. Он выдвинулся вперед, а за ним, полукругом выстроились полтора десятка до предела обозленных братков. — Ты что, правда думаешь, что самый главный?

Пит сплюнул под ноги и медленно сделал несколько шагов вперед, оказавшись с Боцманом лицом к лицу.