Меч, подобный распятью

– Если бы только… – начал он и вдруг плашмя растянулся посреди дороги. В темноте он не заметил какой-то поваленный ствол, лежащий поперек улицы, и, споткнувшись об него, упал. Поднявшись, Гарольд зло пнул его и собирался идти дальше, но Ричард почему-то не двигался с места, задумчиво глядя на лежащее дерево.

– Гарольд, – сказал он, – а ведь это третье оливковое дерево возле этого дома, просто упавшее, но еще недавно оно росло рядом с теми двумя…

Гарольд потрясенно посмотрел на него, поняв, что он имеет в виду.

– Ты думаешь?.. – начал Гарольд, но, не договорив, рванулся к дверям, на ходу выхватывая клинок. Дик поспешил за ним.

Выбив дверь и с порога ударив мечами вооруженного охранника, они ворвались внутрь. Перед ними предстала довольно большая, но обшарпанная комната, у дальней стены которой на полу спали несколько человек. К великой радости Гарольда, это были его жена и дочь и с ними еще одна женщина. Христианские пленники помещались на первом этаже и выполняли в доме обязанности прислуги. На втором этаже были спальни арабов, оттуда доносился храп, и мусульман можно было застать врасплох, но крестоносцы не стали убивать спящих. Рыцари повели освобожденных пленников к выходу. Проходя мимо убитого араба, Ричард старался ступать осторожней, чтоб не запачкать кровью своих сапог.

На улице Дик наконец рассмотрел спасенных. Жена Гарольда была худенькой темноволосой женщиной с усталым изможденным лицом, сохранившим тем не менее следы былой привлекательности. Злоключения, выпавшие на ее долю, заставили поблекнуть ее красоту, но раньше она, наверное, была очень приятной женщиной. Вторая была уже почти старушкой. Дочери Гарольда было лет девять.

Дик с грустью смотрел на них. В этот миг он, может, впервые задумался о превратностях жизни, войны и любви… Но сейчас нельзя было терять время, необходимо было выбираться из Акры.

Они шли к стенам города, где крестоносцы оставили веревки. Они миновали уже полдороги, как вдруг Ричард остановился:

– А где же Артур и Бан? – воскликнул он.

Спасая пленных, Дик и Гарольд совсем забыли о своих товарищах, и неизвестно было, что с ними теперь и где они.

– Нельзя бросать их в Акре, – сказал Дик, – возможно, они попали в беду.

Гарольд молчал и внутренне малодушничал, он хотел поскорее покинуть город. Ричард почувствовал это, но понял Гарольда и не осудил его, спасение семьи было для него важнее, кроме того речь шла о женщинах и ребенке…

– Выводи их из Акры, – сказал Гарольду Дик, – а я найду наших друзей. Так будет и правильней и лучше. Встретимся в лагере.

Не дожидаясь ответа, Дик развернулся и побежал в темноту, вновь в самое сердце старой Птолемаиды.

…На пороге арабского притона стояли плечом к плечу два христианских рыцаря. Обескураженные и сбитые с толку тем, что оказались в таком месте, они замерли под взглядами обернувшихся к ним мусульман. Бан непроизвольно потянулся к рукояти меча, но Бэртон незаметно остановил его, наступив на ногу. На секунду наступила звенящая тишина. Сарацины выжидающе смотрели на крестоносцев…

Артур Бэртон неплохо говорил по-арабски, и это спасло их. Он громко поприветствовал присутствующих на их языке и добавил еще несколько слов, значение которых Бан не знал. Сарацины что-то ответили и, потеряв интерес к вошедшим, вернулись к кальянам, игре и музыке.

– Все в порядке, – шепнул Бану Артур, – нас приняли за своих.

Он прошел в зал, таща за собой Бана.

– Ты с ума сошел! Куда ты меня тащишь? – шипел Бан.

– Не привлекай внимания, дружище, – сквозь зубы процедил Артур, – если мы сразу уйдем, это вызовет подозрение. Садись и сиди тихо, – и Бэртон бросил золотую монетку к ногам танцовщицы Востока.

Девушка приковывала всеобщее внимание. В простых и плавных движениях ее тела было так много смысла, что об этом можно было бы написать отдельную книгу. Она танцевала под незатейливую мелодию, плавно покачивая бедрами, красиво подчеркивая движениями нежную кожу обнаженного живота. Лицо девушки было скрыто платком, видны были лишь ее большие блестящие глаза, поведенные поволокой и сверкающие будто агаты. В них словно застыли миражи восточных пустынь, наполняя душу поэзией тысячи и одной ночи.

Артур смотрел на девушку, как смотрят иногда на огонь свечи, танцующий в полумраке. Его взгляд остановился, а мысли, казалось, погрузились в ее танец, уносясь прочь от действительности, опасностей и войны.

Однообразная мелодия, похоже, была бесконечной. Старик-музыкант перебирал струны, закрыв глаза, и все тонуло в дыму и звучании лютни. Запястья и щиколотки танцовщицы украшали серебряные браслеты с колокольчиками, нежно звенящими с каждым ее движением. Она вскидывала ноги и выгибала стан, отдаваясь музыке, словно возлюбленному…

– Бэртон, – настойчивым шепотом сказал Бан, – нам надо уходить отсюда.

– Нет, не сейчас, – ответил Артур, – сколько живу, еще не видел женщины красивей ее.

– Ты что, сошел с ума? Нас же тут могут убить! – воскликнул Бан.

– Ну и что? – пожал плечами Артур. – Я привык рисковать…