Меч Реконкисты 2

Он остановился только когда перестал ощущать во всех помещениях коридора живые души. Остановился, поднял голову. Оглядел весь тот погром, который успел совершить.

Лужи крови из-под выбитых дверей, отрубленные конечности, брызги на стенах, вонь расслабившихся после смерти кишечников, пустые глаза-бусины, восковые, неестественные лица на отрубленных головах.

"Необходимая жертва", — Подумал он, но мысль не принесла ему облегчения.

Ушел чужой морок. Ушло наведенное безумие. Сознание залатало наиболее тяжелые душевные раны, нанеся новые. Подобно тому, как алкоголик в запое похмеляется новой дозой зеленого змия.

— Что я наделал? — Неверяще произнес он. Впрочем, скорее по привычке. Потому, что должен был сказать что-то подобное. Картина развернувшийся бойни не вызвала у него особых эмоций. Разве что легкая гадливость вместе с разочарованием в себе.

Есть предел того, сколько сильных чувств способен испытывать человек за определенный срок. Санитар превысил его в несколько раз. Так что он лишь покачал головой и отвернулся от роковой сцены. У него будет время обдумать последствия, как учиненной им бойни, так и изменений в сознании после наведенного безумия.

А пока Виктор развернулся и пошёл обратно, сквозь пролом в баррикаде. Туда, где дрожали в уголке чудом выжившие в битве армейцы, и лежало в луже собственной крови скорченное тело его напарницы.

Глава 12

Я верю в человека. Я верю в его добрые помыслы. Я верю в то, что все мы пришли для того, чтобы творить добро. И если мы будем это делатьто нас ждет успех в отношениях между собой. Но самое главное — мы добьемся комфорта в своем собственном сердце.

Владимир Путин

Кровь все ещё капала с клинка, сочилась по лезвию, каплями кислоты падала на пол. Он избавлялся от неё торопливыми взмахами, вытирал рукавом потрепанного плаща, даже сбрызнул святой водой из оставшихся бутыльков.

Только она все еще продолжала течь.

Кровь его невинных жертв, кровь его несостоявшихся убийц.

Сознание возвращалось к Санитару урывками. По мере того, как исчезало вдохновение. По мере того, как проходила его странная одержимость. По мере того, как возвращалась идеальная память человека с самым высоким уровнем в городе.

В голове поселилась кристальная чистота. Мысли больше не казались хаотичным наброском, не возникали внезапно чернильными кляксами, неряшливой карандашной вязью. Тело вновь становилось послушным, отлаженным до последнего винтика механизмом.

Больше некому было дергать его из стороны в сторону, подбрасывать дрова в топку ментальной распущенности и саморазрушения. Деструктивные эмоции вовремя нашли выход, пластичная психика перестроилась, исцелилась. Вот только, даже если высокая регенерация может излечить смертельные раны, она всегда оставляет после себя чудовищные рубцы.

Виктор никогда не чувствовал себя настолько опустошенным, как в тот момент. И никогда — таким свободным.

Его упругие, дышащие силой шаги грустным эхом отражались от закопченных стен, проникали сквозь выбитые стекла, монотонной вибрацией расходились от пола.

Исчезла разлитая в воздухе ненависть. Ушла, сочась красной жизнью из-под сжимающих клинок пальцев, огненная ярость. Опустошенность, терпкая горечь со сладким послевкусием, приятная усталость, легкое эхо прошедших эмоций, уходящая дрожь нервотрепки.

Смолкли чужие голоса, оттенки эмоций, наведенной боли и нечеловеческой злобы.

Смолкли чужие голоса, оттенки его собственных чувств, невысказанной тоски и потребности в других.

Санитар снова стал самим собой. Поднялся, как новый дом на старом пепелище. Он понимал, что уже никогда не станет прежним. Понимал, что произошедший бой изменил его глубоко внутри. Сломал тщательно выпестованные запреты, планки… Оставленные на потом привязанности.

Он отчетливо понял это, когда в поле его зрения показалась маленькая, скрюченная на полу фигурка напарницы. И на секунду в голове возникла малодушная мысль замедлить шаг. А то и вовсе — сначала разобраться с кучкой выживших армейцев в углу на противоположной от баррикад стороне.

Потому, что его рыжая напарница, его едкое солнышко из прошлой жизни теперь воплощала собой все те моменты битвы, которые он хотел навсегда похоронить в глубине своего сердца.

Потому что лишь для той грязи, которую он мысленно выливал на девушку, не нашлось никаких оправданий. Вина, отвращение к себе, бессознательное желание переложить ответственность на внешние обстоятельства, оправдаться хотя бы перед самим собой. Все это возникало при взгляде на красное золото ее волос.

Все это резало как по живому, возвращало в минуты собственного безумия, обесценивало его сохраненный рассудок. Игра стоила свеч, Санитар знал это точно. Стоила, но он не смог бы признать это перед лицом напарницы.

Однако, он все же заставил себя поспешить.