Меч Реконкисты 2

„Конечная цель блаженной жизни — телесное здоровье и душевная безмятежность.“

Эпикур

На фоне усиленных Фулиго зомби, а также самого босса центра ни кобольд, ни его телохранители не показали ничего выдающегося. Санитар убил их походя, будто бы ненароком. Также легко, как когда-то смахивали кровь с клинка те японские хитокири, от которых он взял название своего титула.

"Что, опять почувствовал себя самым толстым глистом в организме?" — Ехидно спросило его сознание голосом Коловрата. Сквозь хриплые добродушные нотки цвела ухмылка и беспокойство в глазах. Он видел это также отчетливо, как собственные руки.

"Отстань от него, не видишь, Вику и так досталось! Пусть успокоит на них свои нервы" — звонкая трель Крис. И напряжения в сжавшихся пальчиках.

"Мне кажется, он просто утоляет свою жажду крови. Ненасытный наш Санитар", — Неестественный, игрушечный голосок бывшего напарника. Его безусловное доверие, как к старшему в их тандеме.

Виктор действительно хорошо успел изучить своих друзей.

Однако сейчас он не стал обращать внимание на их речи. С Санитара довольно уже чужих голосов. Но и пугаться не стал.

В конце-концов, до боли знакомые диалоги, которые генерировал его измученный мозг, казались куда лучше, чем прошлый ансамбль неизвестных ему мертвецов.

"А были ли они вообще?" — Возникла в голове непрошенная мысль. Своя собственная, и от этого становилось особенно страшно.

"Вдруг, весь этот шепот мертвых мне просто показался? Вдруг, мое сознание получило такой сильный шок, что теперь замещает воспоминания? Перекладывает вину за мысли, за слова, за действия на внешние обстоятельства. Не дает потечь крышей еще больше: это не я такой плохой, просто монстр наслал на меня сонм ужасных кошмаров…"

Эти мысли убивали его. Сомнения подрывали остатки самообладания, причиняли физическую боль, ставили под сомнение само существование личности Виктора.

"Я мыслю, значит я существую. Но что, если мыслит кто-то другой? А если я думаю, что мыслит кто-то другой, но это я сам и есть? Слишком запутано. Где реальность, что считать ей, если нет эталона. Если больше не от чего отталкиваться? Так вот как чувствовали себя шизофреники. Надо было больше читать Ганнушкина и его клинику психопатий…"

Переключиться на общие мысли, а также стандартные для него размышления не вышло. Внутри все попеременно сжималось то от страха, то от гнева. На место ужаса приходила злость на других, которая снова вызывала ужас своей бескомпромиссностью и неоправданной жестокостью.

Санитар всегда загонял себя в строгие рамки, не давал себе распуститься ни в делах, ни в мыслях. Одергивал себя каждый раз, когда хотелось поныть или обидеться. Искал позитивные аргументы в море негатива. И сейчас эта его ментальная дисциплина играла против него.

Потому, что стало невозможно определить — где его глубинные темные мысли, где навязанные убеждения, а где — привычный стандарт золотой середины с уклоном в лучшее.

"Нет, это были не мои мысли. Я не мог так думать о людях вокруг… То есть мог, но не так… Не о ней точно! Ира… А вдруг, это мое истинное отношение к ней, просто вытащенное наружу? Нет, я же любил ее. До сих пор люблю… Или нет?!"

— А-А-А-А-А! — Завопил мечник. Упал на колени, закрыл ладонями уши, но его внутренний голос все продолжал подбрасывать уголь в топку самокопаний.

Он стал вспоминать все свои ужасные поступки, как до Катастрофы, так и после. Ну, или то, что он считал ужасным. Убийство невесты Сталевара, пусть и в качестве самообороны. Злость и обида на предательство лучшего друга, издевательство над тихой двоечницей в школе, пусть и мнимая, но смерть напарницы в логове Кошмарника, его снисходительность к Тедди, и многое, многое другое.

"Нет, стоп, это никуда не приведет! Нужно обосновать свои действия логически. Были эти голоса, или не было их вовсе, я поступал правильно! Виноваты армейцы!"

Он сам не заметил, как механически нашарил рукоять упавшей на пол шашки. Как резкими, дергаными движениями поднялся на ноги. Подобно Фулиго в теле Вереска несколькими минутами ранее. Как с пустым, ничего не выражающим лицом побрел в сторону баррикад. Цепко схваченная Филиппа, лязгая, волочилась за ним по полу, словно дубинка австралопитека.

"Да, во всем виноваты они! Это люди Вереска провоцировали меня с самого подъема на лестницу. Они, и только они. Обвиняли в халатности, в слабости, в гибели своих слабаков, как будто я должен подтирать сопли. Я вообще не состоял в группировке! Мог развернуться и уйти, но нет. Нужно было в очередной раз спасать шкуры очередного мусора в очередной драке не на жизнь, а на смерть".

Он вплотную подошел к баррикаде, все с тем же холодным, бессмысленным выражением поднял Филиппу, рубанул крест накрест для прохода внутрь.