Еще долго я не мог уснуть и проснувшись, когда уже давно рассвело, сразу отправился в мраморную умывальню сполоснуть лицо. Через высокие окна лился дневной свет. Со стороны центрального дворика доносилось пение птиц. Озрик ждал в смежной комнате. Принесли завтрак – плоскую лепешку, фрукты и кувшин шербета. Поздоровавшись, я направился к низенькому столику, где оставил перевод Онейрокритикона, сел на подушку на полу и стал просматривать текст, пока не нашел раздел про животных и их значение в сновидениях. Здесь был странный набор тварей. Мыши, ленточные черви, сверчки, кроты, совы, летучие мыши – насколько я смог понять, они были расположены без всякого порядка. Наконец, нашел страницу про змей. Книга не оставила сомнений.
Сон про змею несомненно предвещал предательство.
Подташнивало. Я огляделся. Озрик стоял у подноса с едой, выжидательно глядя на меня, в его темных глазах виделось беспокойство.
– Ганелон замышляет погубить Хроудланда, – начал я и рассказал рабу о том, что узнал вечером, и о своем ночном кошмаре.
Он выслушал молча, а потом спросил:
– Ты запомнил время, когда приснился кошмар?
– Нет. Но была кромешная темнота.
– Значит, предательство еще какое-то время не свершится. А что стало со змеей?
Такой странный вопрос застал меня врасплох.
– Не помню.
– Книга Сновидений говорит, что поведение змеи очень важно.
В тревоге о значении сновидения я забыл, что, согласно Онейрокрикону, если змея обвилась вокруг ноги того, кто видит сон, то жертвой предательства станет он сам. Если змея уползла, то предадут кого-то другого.
– Во сне змея свернулась у меня на коленях. И все, – сказал я.
– Значит, жертвой станешь не ты. Но это может оказаться и не Хроудланд, – проговорил Озрик.
– Все равно я хочу предупредить его. Вали занят приготовлениями к моей поездке туда. Говорит, что можно добраться до графа морем.
– Будем надеяться, что на этот раз мы не поплывем с командой пиратов.
– Озрик, ты можешь не ехать со мной, – медленно проговорил я.
Он взглянул на меня вопросительно. Тщательно выбирая слова, я рассказал, о чем мы договорились с вали и что в Сарагосе для него найдется место.
– Сам решай, остаться или нет. Дело твое, – сказал я. – В любом случае ты больше не будешь рабом. Если поедешь со мной, то как свободный человек.
На лице Озрика мелькнуло выражение недоверия и затем сменилось радостью.
– Я не ожидал этого, – хрипло сказал он.
– Если помнишь, ты спас мне жизнь.
– Вчера ты сказал, что тебе понадобится моя помощь, как никогда раньше. – Озрик потер рукой свою поврежденную шею. У него была привычка массировать мышцы, когда думает. Давно я не видел этого его жеста. – Справишься сам? – спросил он.
– Три дня назад я убил человека. Пронзил стрелой насквозь. Конечно, я бы предпочел, чтобы он прожил чуть подольше, но лишь потому, что только так я мог выбить из него сведения. Я крепче, чем был дома, циничнее и подозрительнее. Я буду настороже.
Он глядел на меня, обдумывая ответ.
– Хорошо. Остаюсь в Сарагосе, – наконец решил он.
Я пошел вытащить свои переметные сумки и рылся в них, пока не нашел то, что было нужно.
– Озрик, ты умеешь писать по-франкски?
– Отец научил меня. Думаю, я мог бы справиться, хотя и очень медленно, – ответил мужчина.
– Скорость не важна. Если узнаешь что-нибудь еще про замыслы Ганелона, напиши и дай мне знать. Тебе понадобится это. – Я поднял коробочку с колесом Цезаря.
Хромая, Озрик подошел и взял ее.
– Я все гадал, что там лежит, – проговорил он, поднимая крышку и заглядывая внутрь.
– Устройство для шифрования. Я покажу, как оно работает. Поскольку я еду обратно во Франкию, мне оно больше не понадобится. Я смогу докладывать лично.
Он вопросительно приподнял брови. Пришлось признаться:
– Я собирал сведения для Алкуина.
Озрик закрыл крышку и без лишних слов засунул коробочку в рукав. Я чувствовал себя виноватым, что не признался ему раньше в своей шпионской деятельности, и, хуже того, понял, что не дал ему полной свободы, как хотел. По-прежнему считалось само собой разумеющимся, что он всеми силами будет мне помогать.
Глава 14
Весь путь морем до Бретонской Марки я провел лежа на куче сетей в сыром вонючем трюме васконского рыболовного корабля. Судно качало и швыряло волнами, и каждый раз, когда волна обрушивалась на палубу надо мной, вода стекала через щели между досками. В бурлящей темноте я выблевал все, что во мне было, и продолжал блевать. Хотелось умереть.
Вали предупреждал, что путешествие будет не очень приятным, но он слишком мягко выразился.
– Горные васконы суровы, – говорил Хусейн, – но по части отчаянной отваги морские васконы их превосходят. Они покидают порты в любую погоду, если видят в поездке выгоду. – Ему следовало добавить, что он щедро заплатил команде, поскольку Васконский залив,[7]
который нам пришлось пересечь, знаменит своими внезапными штормами и бушующими волнами.