Меня передали слуге, тот, снисходительно осмотрев мой наряд, отодвинул занавес в альков. Там висела дорогая одежда – тонкие льняные и шелковые рубашки, камзолы и рейтузы, отороченные мехом мантии, туники с вплетенными в ткань золотыми и серебряными нитями, большой выбор модных шляп и шапок. Ниже на полке была выставлена строем обувь – сапоги, тапки и туфли всевозможных цветов и стилей. Слуга предложил мне что-нибудь выбрать и сказал, что сейчас с кухни принесут горячую воду, дабы я мог умыться и переодеться.
Сам граф прибыл через несколько часов. Я услышал его шаги по деревянным ступеням, и через мгновение он с забрызганным грязью лицом ворвался в комнату. Его глаза излучали энергию.
– Одноглазый! Одноглазый! Как долго тебя не было! – воскликнул он, и я снова попал в медвежьи объятия. Потом он отстранился и посмотрел на меня с расстояния вытянутой руки. – Ты загорел и хорошо выглядишь. Должно быть, в Испании тебе было неплохо.
– А тебе – на должности правителя Марки. Твоя резиденция великолепна, – поздравил его я.
Он состроил гримасу.
– Это чтобы компенсировать мерзкий климат и такой же мерзкий народ. Ты не представляешь, каково это – жить среди таких угрюмых, суровых болванов. Они не понимают, что значит радоваться жизни. Приходится самим придумывать развлечения. – Он оживился. – Но сегодня будет хорошая еда и беседа, и мой распорядитель подаст приличное вино. Также я приготовил для тебя особое развлечение.
Его слова вылетали с такой скоростью и таким пылом, что я внимательнее присмотрелся к своему другу. У него появились мешки под глазами и лопнувшие вены на лице. Он казался возбужденным и встревоженным, не таким, как я его помнил. Мне подумалось, не позволяет ли он себе здесь лишнего.
– Я покинул свою миссию в Испании, потому что должен тебя предупредить: ты стал жертвой заговора, – начал я.
Но граф уже отвернулся, как будто не мог оставаться на месте. Он подошел к кровати и снял рубашку. Его тело оставалось стройным и атлетичным, как раньше, под бледной кожей выпирали мускулы. Если мой друг и позволял себе излишества, это не повлияло на его физические данные. Снова появился слуга с тазиком воды, который он поставил на подставку, и Хроудланд начал мыть лицо и руки.
– Ганелон замышляет против тебя, – громко сказал я, пытаясь завладеть его вниманием.
– Ничего нового, – небрежно ответил граф.
Он даже не приподнял головы от тазика.
– На этот раз у него может получиться, – настаивал я. – Он хочет выставить тебя изменником.
Мне не удалось подавить нотку раздражения в голосе, меня обидело, что друг принимает предупреждение так легкомысленно после того, как я с такими усилиями добрался до него.
– Расскажи подробнее, – выпрямившись, произнес граф и стал вытирать голову и плечи.
Я пункт за пунктом объяснил, как Ганелон добился письменного обещания Хусейна выплатить пятьсот динаров, чтобы воспользоваться этим документом как доказательством измены.
Когда я закончил, приятель откинул голову и презрительно рассмеялся.
– И лучше Ганелон ничего не мог придумать? Это не много ему даст, – усмехнулся он.
Мне показалось, что в его голосе послышалась истеричная нотка, и я продолжил:
– Тебе нужно связаться с королем. Расскажи ему, что затевается. Предупреди насчет Ганелона.
Хроудланд подошел ко мне и хлопнул по руке.
– Одноглазый, друг мой, я знаю, что сделать лучше. Я стану так сражаться в Испании, что у короля не возникнет сомнений в моей преданности.
– О чем ты? Будет война с Испанией?
И снова мужчина рассмеялся.
– Конечно!
– Но меня послали с Ганелоном и Герином выяснить, искренна ли просьба сарацин в военной помощи.
Граф нехорошо улыбнулся мне.
– Карл давно решил идти войной на Испанию, задолго до того, как сарацины явились просить помощи. Он послал тебя и двух других лишь для отвода глаз, чтобы скрыть свои намерения.
Откуда-то снаружи послышался звук рожка. Он звал гостей маркграфа занять свои места в зале. Я услышал, как кто-то еще поднимается по деревянным ступеням, и в комнату вошел Беренгер со словами:
– Пора собираться.
– Одноглазый, были еще какие-нибудь покушения? Кто-нибудь пытался тебя убить? – спросил Хроудланд.
Я бы предпочел, чтобы его вопрос прозвучал не так обыденно.
– Была попытка, когда я ехал через горы. – И я рассказал ему про васконского пращника.
– Звучит так, будто это дело рук Ганелона, – сказал Хроудланд. – Как думаешь, Беренгер?
– Похоже на него, – ответил тот, помогая надеть графу свежую рубашку.
– Ну, Одноглазый, – сказал мой друг, выбрав в алькове ремень, усыпанный полудрагоценными камнями, – на сегодняшнем пиру ты, по крайней мере, можешь не бояться быть отравленным. Повар и все поварята работают на меня.
Он застегнул ремень, выбрал короткую мантию из белого шелка с малиновым подбоем и перекинул через плечо. Пришло время спускаться и начинать пир.