Меч Роланда

Я был так потрясен и ошеломлен, что пока мои сапоги не застучали по деревянному настилу, не понимал, что возвращаюсь в королевский павильон. Во внешнем помещении стояла небольшая группа придворных, и они с любопытством посмотрели на меня, когда я прошел мимо них, прежде чем меня передали какому-то служителю. Он отодвинул бархатный занавес и держал его, пока я не проскользнул в личный покой короля. Войдя, я уловил запах жареного.

Карл сидел за поздним ужином. Он расположился за простым деревянным столом и обгладывал ногу уже покалеченного жареного гуся. Рядом стоял слуга с кувшином воды и салфеткой на руке, готовый смыть жир с королевских пальцев. В уголке затаился писец с восковой табличкой, готовый записывать. Если не считать их, король был один.

Он отодрал от кости полоску мяса. У него были большие крепкие зубы под стать росту. Когда он повернулся лицом ко мне, я снова увидел серые внимательные глаза. В усах застрял кусочек пищи.

– У тебя есть что доложить мне? – спросил Карл, не то чтобы нелюбезно, а просто и прямо.

В голове у меня все кружилось. Лицо короля и образ плачущего кровью человека на коне сменялись, как в кошмаре наяву. Я моргал, чувствуя растерянность и головокружение.

– Ну, что ты можешь сказать? – Теперь тон был жестче, Карл не любил терять времени.

– Ваше Величество, я вернулся из Испании два месяца назад, морем. С тех пор был у графа Хроудланда, – стал запинаться я.

– Это мне известно, – рявкнул правитель. – Ты узнал что-нибудь о сарацинах? Тебе снилось что-нибудь?

В отчаянии я стал вспоминать все случившееся, когда я был у Хусейна, но смог вспомнить только лежащую у меня на коленях змею.

– Только один раз, Ваше Величество. Мне приснилось предательство.

Король простер ко мне недоеденную гусиную ногу, как скипетр.

– Рассказывай.

Я описал сон и то, как сверился с книгой, чтобы растолковать его значение.

Карл молча слушал, а потом спросил:

– Это случилось, когда ты был у вали Хусейна в Сарагосе?

– Да.

– Спасибо. Буду иметь в виду.

Я стал пробираться к занавесу. Меня все еще преследовало видение плачущего кровью царя на коне. Но, конечно, мне не стоило говорить об этом, по крайней мере, пока не узнаю, что оно значит.

– Минутку! – вдруг проговорил король.

Я замер, подумав, что он собирается устроить мне перекрестный допрос.

– Мой племянник упрям. Если в Испании будет какое-нибудь сражение, он окажется в самой гуще.

Это было простое утверждение факта.

– Не сомневаюсь, что он проявит себя лучшим образом, Ваше Величество, – дипломатично ответил я.

– А ты? Ты умеешь владеть мечом так же ловко, как луком?

Похоже, Карл не забыл тот день, когда я убил двух королевских оленей. Мне показалось разумным ничего не отвечать, и я стал ждать следующей реплики.

– Мне очень дорог племянник. Надеюсь, что ты и твои товарищи среди моих паладинов проследите, чтобы его энтузиазм не сослужил ему плохую службу.

Я покорно склонил голову. Король уже выкручивал из гусиной туши вторую ногу. Было ясно, что разговор со мной закончен, и я с облегчением выскользнул прочь.

* * *

Невысокое мнение Хроудланда о военном умении Эггихарда чуть не привело к беде все западное войско и меня в частности. Когда мы вошли в предгорья хребта, отмечающего границу с Испанией, граф убедил сенешаля, что впереди войска должен следовать отряд конных копейщиков в качестве дозора. Естественно, отряд возглавил сам Хроудланд. Он взял с собой Беренгера, Ансеиса, Герина и меня, по сути создав собственное передвижное подразделение. Его мотивы прояснились через несколько дней. Попросту говоря, наша передовая часть первая получала возможность грабить то, что лежало на пути войска. Мы рыскали вдоль дороги и хватали все ценное, что попадалось в городах и селах. Люди не оказывали никакого или почти никакого сопротивления, и каждый вечер мы собирались в своем лагере и вываливали в кучу все, что удалось награбить за день. Хотя добыча была скромной, это напоминало мне сцену, когда солдаты короля Оффы грабили дом моего отца. Поэтому по возможности я отказывался от своей доли. Товарищам мое поведение казалось странным. Для них возможность пограбить была мощным побуждением идти на войну, и Хроудланд с нетерпеливым, голодным видом председательствовал на дележе. Десятую часть он оставлял себе, заявляя, что его расходы как маркграфа Бретонской Марки наделали ему долгов.

Вполне понятно, что местные жители были рады, когда мы уходили. Одним ясным майским днем мне стало очевидно, что они нас ненавидят. К тому времени мы продвигались вдоль оконечности гор, оставив слева предгорья. В то утро, когда наш отряд готовился разойтись веером по окрестностям, Хроудланд попросил меня взять пару бойцов и обследовать невысокую гряду холмов вдали. Он полагал, что в том направлении могла затаиться богатая деревня.