– Тогда вопрос, – Велегаст, очень довольный собой, поднял вверх указательный палец. – Если у убитого была краска, то почему он еще и процарапал буквы, или если он решил процарапать буквы, то зачем он их еще и прокрасил?
– Может быть, для надежности, – сотник дотронулся до черепков толстыми шершавыми пальцами. – Чтоб буквы верней сохранились.
– Велегаст! – удивленно воскликнул отрок, продолжая внимательно рассматривать черепки. – Очень странная вещь; нижняя строчка процарапана и прокрашена, а верхняя только процарапана. Почему так? Что бы это могло значить?
Волхв посмотрел на Радима глазами, полными отеческой гордости и теплоты. Он научил его вдумчивому взгляду, научил замечать то, что ускользает от внимания простых людей, и, значит, он, его ученик, сможет постигнуть многое и когда-нибудь взять из его рук самое сокровенное священное знание.
– Что бы это значило? – переспросил Велегаст озадаченно. – Если я, например, вначале царапаю, потом царапаю и крашу, то… Какой здесь намек, если это не простая блажь? Какой знак нам подавал последний служитель Велесова храма? – он оглядел всех присутствующих вопрошающим взглядом, словно мысленно понукал всех думать и еще раз думать.
Но все молчали, виновато опустив глаза. Сотник крутил седой ус, хмуря брови и тяжело вздыхая. Радим сидел, прижав к груди книгу вед, продолжая смотреть на осколки.
– Дяденька волхв, – вдруг зазвенел голос Торопки, выводя всех из состояния оцепенения. – Мне кажется, что тот дяденька, про которого вы все говорите, потом только краской писал и не царапал больше.
– Ой, неслух! – всплеснула руками Красава. – Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты в разговоры старших не лез и не говорил ничего, пока тебя самого не спросят!
Она хотела было еще поругать сына, но Велегаст поднял руку, и женщина замолчала испуганно. Волхв смотрел на малыша широко открытыми глазами, и брови его были удивленно подняты вверх.
– Ай да молодца! – воскликнул он. – Ну точно, как это мне не пришло в голову сразу, что есть еще и третья строчка, на которой все написано только краской.
– Но я подобрала почти все черепки, – осторожно вмешалась Красава. – И только один осколок не успела взять.
– Расскажи, как это было, – Велегаст возложил обе руки на навершие посоха и внимательно посмотрел на женщину. – Только постарайся вспомнить все до мелочей.
– Хорошо, постараюсь. – Хозяйка одернула на себе передник, и ее лицо приняло сосредоточенное выражение. – Когда его повели на казнь, то я на улице была, потому как заранее всех сзывали. Так на площади мне бы все равно не дали к нему подойти, вот я и встала на улице.
Красава остановилась, оглядываясь вокруг, чтоб все оценили ее сообразительность, и еще раз одернула передник.
– Так вот, я нарочно ждала на улице, потому что знала, что на площади мне не дадут к нему подойти и передать, если что, он тоже мне не сможет.
– Ну дальше, дальше-то что? – не вытерпел Велегаст.
– А дальше, – Красава сделала огромные глаза, – я увидела, как его ведут. Весь в крови, бедненький. Замученный совершенно, еле ноги переставляет. Но тут он меня увидел и весь как-то преобразился, словно силы к нему вернулись. Увидел и как закричит: «Слава Светлым Богам!» – и кинул в меня что-то. Но я-то сразу поняла, что не в меня, а мне он кидал, потому как вспомнил меня и в глаза мне смотрел, хоть и глаз-то его почти не видно было, так его, видно, сильно избили.
Хозяйка замолчала, по ее щекам бежали крупные, как хрустальные бусинки, слезы.
– Жалко-то его как, такой хороший человек был, от хворей всех лечил, погодой мог править, людям всем помогал, – она всхлипнула и замолчала.
– Дальше-то сказывай, – сотник подтолкнул легонько жену в бок. – Сказывай все как есть.
– Собрала я все черепки, – начала было Красава, утирая слезы, и спохватилась. – Да, эта штука, которую он кинул, не долетела до меня, слаб он, видно, был очень. Не долетела и упала на дорогу. Я не видела где, потому как передо мной пробежал кто-то, но слышала, как разбилось что-то. Я сразу бросилась туда и вижу, черепки лежат эти. Тут я их все быстро так собрала, но только один уже лежал раскрошенный. Наступили на него, видно, сапогом крепко.
Женщина снова замолчала, утирая бегущие слезы краем передника.
– Все, что ли? – Велегаст смотрел печальными немигающими глазами, словно видел перед собой сотни таких же вот погубленных невинных людей. И все ради чего, ради веры ненавистных ему греков.
– Нет, не все, – глаза Красавы на мгновение просохли. – Он еще крикнул, что Русские Боги никогда не умрут, и потом его начали бить и повели дальше, а я побежала домой прятать осколки.