И все-таки, глядя на ясноликого отрока, хотелось верить в хорошее, в то, что Правда всегда будет сильнее Кривды, что не предадут ни его самого, ни его Русь ни этот юнец, ни суровые гриди, стоящие рядом. Пусть алчные и продажные византийцы пытаются всех вокруг сделать такими же, как они сами, приучить и его людей к золоту, к ненасытной жажде этого золота. Но покуда есть русский меч, власть их золота так же призрачна, как и призрачен их темный и жестокий Бог.
Мстислав усилием воли отторгнул от себя последние остатки темных дум и, с облегчением улыбнувшись от души, от самого своего добрейшего сердца, позвал шустрого отрока:
– Иди-ка сюда, Ясуня, расскажи нам всем, что ты еще понял из этой битвы с чурбаном.
Слова про «битву с чурбаном» вызвали смешки среди других отроков. Им показалось, что князь смеется над юношей, и дух соперничества, которым, казалось, был напитан сам воздух воинской жизни дружинников, подсказывал им удобный случай хотя бы так, смехом уколоть своего ровесника. Сын боярина выступил вперед, но тут наконец-то и засмущался, покраснев от множества устремленных на него глаз и несмолкающих смешков товарищей.
– Так что ж ты молчишь? – князь дружески положил ладонь на тонкое, не набравшее еще мужской силы, плечо юноши. – Говори, не томи, что еще удумал. Все хотят знать твои ценные мысли об оружии, ну и вообще, может, ты чему старых воев и поучишь.
Теперь стоявшим вокруг отрокам стало окончательно ясно, что князь смеется над юнцом, и они радостно захохотали, подкалывая его всяк по-своему.
– Тихо вы, молодь, али дела у вас нет, – неожиданно строго оборвал их боярин, – дайте человеку сказать.
Отрок благодарно посмотрел на отца, и боярин, поймав его взгляд, слегка кивнул сыну, мол, не робей. Все-таки Лют Гориславич был необычайной, магической силы человек, ибо хватило лишь одного его короткого взгляда, чтобы юноша совершенно преобразился; гордо и смело поднял голову, с вызовом глядя на других отроков, и быстро заговорил:
– Думаю я, князь, что если сойдутся биться мечник и секирщик, то победит мечник – потому что меч проворней и вертче, хоть и бьет секира сильней.
А еще я думаю, – продолжал отважный отрок под одобрительное хмыканье гридей, – что надобно перековать все мечи на манер варяжских, дабы колоть можно было, а не только рубить.
– Ай да молодца, ай да умница, – радостно воскликнул князь, словно вот этих-то слов он и ждал с нетерпением, – сам давно уж об этом подумывал, но… – он ненадолго замолчал, усиливая воздействие своих слов, и продолжил: – Но не так тут все просто. Форма меча оттачивалась сотни лет, и каждый изгиб клинка не случаен. Так, закругленное острие не застрянет в дощатом доспехе, а подрубит ремешки крепления пластинок. Раньше были умельцы, ковавшие волнообразные клинки. Такой меч легко находил малейшую щель в доспехе. Тогда нашими врагами были византийцы, носившие чешуйчатые брони. Вот на эти-то брони и ковались наши мечи. Ну а сейчас у нас враг другой. Но… – князь опять остановился, подняв вверх указательный палец, – но варяжский меч тоже имеет много недостатков. Он короче русского, и с коня им рубиться неудобно, к тому же вся его тяжесть к крестовине, и из-за этого его рубящий удар очень слаб, и еще им нельзя сделать так. – Мстислав вынул свой меч и крутанул им Перунову мельницу. Потом представил, как силы Светлых Богов истекают с его ладони на острие меча, умножаясь с каждым оборотом стократно, и сделал легкое, едва заметное движение рукой. Сверкающий круг ударил по кольчуге, выбив сразу несколько рассеченных колец.
Вздох восхищения прошелестел среди отроков, как морской ветер в весеннем лесу – весело, легко и восторженно.
Князь остановил вращение клинка и посмотрел на своего юного собеседника:
– Как видишь, старый добрый русский меч тоже неплохо пробивает кольчугу.
Отрок хотел было что-то ответить, но, наткнувшись глазами на взгляд отца, передумал.
– Но ты все равно молодец – соображаешь, – договаривал князь, внимательно глядя на Ясуню, словно пытаясь угадать в нем будущего воина.
«Если не убьют в первой же битве, будет боярин хороший и воевода дельный», – вдруг подумалось ему.
Первая битва была обязательным и, наверное, самым страшным испытанием каждого юноши Древней Руси. Каждый должен был стать воином, и не было иного пути в то суровое время, ибо как сказано в книге Велеса: «Быть может, мы и погибнем, но мы не имеем иных ворот к жизни». В первой битве определялась судьба отрока и было видно, есть ли ему благословение небес, ведут ли его русские Боги и великие пращуры через поле смерти или нет. Берегли русичи своих детей; ставили их позади опытных воинов, но разве может человек все предвидеть, разве дано ему знать, куда завтра ударит стрела вражья и кто уронит меч от смертельной раны. А то взыграет кровь молодецкая в горячке боя, захочет отрок удаль свою показать, кинется на врагов вперед старых воев, да тут и сложит свою голову.