– Сколько раз я учил, что удар должен начинаться с кисти и плеча, кистью и плечом же заканчиваться. Тогда и скорость, и сила будет. Рука должна работать, как согнутое дерево; оно начинает разгибаться сразу всеми своими жилами, только набирая силу с каждой секундой. А у тебя вначале локоть работает, а кисть молчит, потом кисть работает, так локоть молчит, а плечо и вовсе не работает. И что ты все приседаешь, словно посрать хочешь.
Дружинники вокруг захохотали, а Лют только махнул в сердцах рукой, обиженный за неумелое обращение с благородным оружием, которое он любил и почитал священным.
Тем временем отроки вновь достали и поставили на место несчастный чурбан с иссеченной кольчугой. На месте удара секиры красовалась огромная брешь. С десяток колец были насквозь прорублены и вдавлены внутрь страшным ударом.
– Секира победила, секира! – завопили радостно шустрые отроки, не без злорадства поглядывая на Ясуню.
Они вертели чурбан, поднимая и показывая зияющий след удара то князю, то подходившим поближе дружинникам, то еще раз своим ненасытным и жадным до всякого дива глазам. Гридница шумела и гудела, развлекая себя этой нехитрой забавой, и только трое оставались безучастны к общему веселью. Это были Борич, который досадливо хмурился, потому что не любил проигрывать вообще, Ясуня, которому стало почему-то обидно за меч и за свои напрасные слова, и князь, который с таинственным видом хранил молчание, ожидая, когда уляжется общая суматоха.
Наконец Мстиславу все это надоело, и он поднял руку.
– Тихо, да тихо же вы, – опять суетливо зашумели отроки, – князь победителя объявит.
– Рано объявлять победителя, – с усмешкой отвечал Мстислав.
– Разве не секира победила, – в один голос заговорили отроки, – почему рано-то?
– Рано потому, – князь посмотрел на дружинную молодь с видом былинного сказителя, который вот-вот достанет настоящее золотое яблоко, про которое только что рассказал, или сделает еще что-то в этом роде, – потому, что я еще не знаю победителя.
Все растерянно замолчали, а Ставр недоуменно таращился на свою секиру, словно мысленно еще и еще раз вопрошал себя: «Как такое страшное оружие может проиграть удар?»
– И кто ж знает? – вырвалось из его груди.
– А знает это овчинка, – подмигивая Ясуне, сказал Мстислав.
Он протянул руку и выдернул из-под кольчуги сложенную в несколько слоев овчину. Первый слой был рассечен длинной полосой секирного удара и узкой щелью от пронзившего меча. Второй слой нес на себе уже более короткий след секиры, а третий и вовсе имел лишь легкий порез. Зато след от меча несли все восемь слоев. Обнаружив на последнем, восьмом слое сквозное отверстие, проколотое мечом, князь бесстрастно заключил:
– Это смертельный удар, несомненно.
– А секира-то что? – сохраняя надежду интересовался Ставр.
– А секира, как видишь, только тяжелая рана, – ответил князь, передавая Ставру порванную овчину, – так что победил меч.
– Так, что ли, Лют Гориславич, – подзадоривал Мстислав ярого сторонника секиры, словно сам еще не верил своим глазам и сам только что не подвел итог затянувшемуся спору, – мечи будем ковать для смердов на варяжский манер, как твой Ясуня советует.
Князь переводил взгляд искрящихся смешинками глаз то на смущенного отрока, то на досадливо крутящего ус боярина. Не любил Лют хвастаться своей силой, но он то уж точно знал, что его секира не подведет, а прорубит кольчугу как следует, бить просто надо было концом лезвия, а не всем лезвием сразу. У него в запасе было еще с десяток хитрых ударов, которые он, старый и мудрый воин, откроет только своему сыну. Ведь кто знает, как жизнь обернется, и не станет ли завтра тот же Ставр требовать у него ответа за обиду через «божий суд»
[60].– Не надо мечи ковать, – вдруг заговорил Ясуня.
– Как же не надо, ты же сам мне только что это доказывал, – князь нахмурил строго брови, но глаза его продолжали смеяться, – да и овчинка нам всю правду показала.
– Отец прав, – смело отвечал отрок, – топор нужен с узким и длинным клинком, как с клювом, тогда он пробьет кольчугу не хуже меча, потому что удар у топора все же сильнее, а секире помешал широкий клинок.
– А как же меч, – не унимался Мстислав, – он и бьет неплохо, и клинок у него такой какой надо.
– С рукоятки удар все же сильнее, потому что размах больше, – неуверенно откликнулся Ясуня, – вот если бы достоинства меча и топора соединить в одно.
Он взял с лавки варяжский меч и приставил его к секире Ставра поперек рукоятки.
– Вот тогда и будет сила удара топора и пробивная способность меча, – все тем же неуверенным и тихим голосом проговорил юноша.
– Это что ж это такое будет, – обиделся за свою секиру Ставр, – клюв какой-то на рукоятке.
– А что, может, и клюв в самом деле, – заинтересовался Мстислав, – только не клюв, а клевец
[61], так оно будет лучше не только бить, но и звучать.