Меч с берегов Валгаллы

— Да нет, Сима! У меня теперь каждый день праздник! — При этих словах лицо Тимофея почему-то перекосилось, как от зубной боли. — Понимаешь, Симона, Люся, она повар… она повар от Бога, то есть очень любит готовить. И она меня непрерывно кормит… и обижается, если я не ем. Сперва мне это нравилось, а потом… Сима, ну хоть ты-то поешь, у тебя организм молодой, растущий…

При этом он продолжал непрерывно выставлять на стол миски, тарелки и блюда с всевозможной едой. Появились, наконец, и обещанные сырники.

Сима оглядела все это кулинарное великолепие, и рот ее наполнился слюной.

Она положила на свою тарелку один салат, другой…

— Вот еще буженину попробуй, — оживился Тимофей. — Буженину она очень хорошо готовит. А вот это — рыба под маринадом… огурчиков непременно возьми…

Неожиданно возле стола материализовался черный котище и сел, преданно уставившись на миску с рыбой. Поскольку хозяин на его взгляд не отреагировал, кот отчаянно мяукнул и повис на когтях, зацепившись за край стола.

— Эй, тезка! — Тимофей топнул ногой. — Совесть имей!

Кот немедленно прошипел, что «совесть» — слово греческое, коты его не понимают.

— Я что сказал? — Тимофей положил на блюдечко солидный кусок рыбы и выставил коту. — И по полу не валяй, а то Люся ругается.

— А что это вы его тезкой называете?

— А он Тимоша, так что тезки мы и есть. Ты ешь, ешь…

— Очень вкусно! — проговорила Сима с набитым ртом.

— Еще бы не вкусно! — грустно вздохнул Тимофей. — Она, Люся-то, ведь шеф-поваром работает в ресторане. Ресторан называется «Холодец», специализируется на традиционной русской и советской кухне.

— Так это же здорово! — проговорила Сима, пытаясь понять грусть в голосе Тимофея.

— Да, поначалу мне тоже очень нравилось, но пойми, Симона, — он понизил голос, — это ведь каждый день! Каждый день — ты можешь себе представить? Ты еще вот этот рулетик попробуй…

Сима нацепила на вилку розовый рулетик и отправила его в рот. Он оказался неожиданно острым, и, чтобы погасить пылающее во рту пламя, Сима схватила со стола стаканчик с чем-то зеленоватым и выпила одним глотком.

И вот тут-то у нее словно запылали все внутренности.

Сима выпучила глаза и пыталась вдохнуть.

— Ох ты, Симоночка, запей! — подскочил к ней Тимофей и поднес к губам стакан холодной воды. Сима сделала несколько больших глотков и пришла в себя.

— Что это было? — проговорила она, отдышавшись.

— Хреновуха, — гордо сообщил Тимофей. — Я ее сам готовлю. Под такую закусь — то, что надо, только пить ее нужно осторожно, вдумчиво, а я тебя не успел предупредить… все-таки семьдесят градусов…

— Сколько? — испуганно переспросила Сима.

— Семьдесят, — повторил Тимофей. — Я-то привычный, а у тебя организм молодой, растущий, на алкоголь не такой прочный… ты закусывай, закусывай, закуска-то отличная…

Неожиданно комната вокруг Симы плавно закачалась, как палуба корабля, и на нее нахлынуло чувство острой жалости к самой себе.

Что она здесь делает? Пьет какую-то атомную хреновуху в компании пожилого многоженца… и ничего у нее нет — ни семьи, ни приличного жилья, ни работы, можно сказать… Хотя как раз с работой пока дело обстоит ничего себе. Шеф будет ее обхаживать на предмет звонка Кириллу, а когда уверится, что она не станет ему звонить (еще не хватало!), то выгонит взашей.

— Ты чего загрустила? — всполошился Тимофей. — Хочешь, еще немножко выпей… она, хреновуха, настроение очень поднимает… стресс снимает…

— Что-то не замечаю… — вздохнула Сима. — Скорее наоборот… и вообще, я решила больше совсем не пить. Ни капли!

Чтобы подчеркнуть свои слова, она ударила кулаком по столу. Тарелки и салатницы подскочили, стаканчик с хреновухой чуть не опрокинулся.

— Завязала? — сочувственно переспросил Тимофей. — А что — со здоровьем проблемы?

— Да нет, со здоровьем вроде все в порядке, но вот совсем нельзя мне пить! — пожаловалась Сима. — Тут на днях такое со мной случилось… и выпила-то вроде совсем немного, а ничего не помню — где была, что делала… из-за этого меня полиция в подозреваемые записала, а я и сказать ничего не могу — не помню… — призналась Сима.

— Полиция, говоришь? — переспросил Тимофей, и в голосе его зазвучал живейший интерес. — Так что там с тобой случилось? Ты расскажи, может, я чем смогу помочь…

— Вы? — Сима недоверчиво взглянула на соседа — на его непрезентабельный вид, на его разношенную тельняшку…

Но в то же время, то ли под действием удивительной хреновухи, то ли по какой-то другой причине, ей неожиданно захотелось излить перед Тимофеем душу.

И она рассказала ему все — или почти все.

Про то, как отправилась на встречу выпускников, как по глупости взяла свою машину, как неожиданно напилась — и как потом узнала, что машина найдена разбитой вдребезги, а полиция считает ее причастной к какому-то серьезному преступлению.

— К какому? — оживился Тимофей. — Чего у них там стряслось?

— Не знаю, завтра туда пойду, в сорок седьмое отделение, — отмахнулась Сима.

— Ну ладненько, — сказал Тимофей, вставая, — иди уж, поспи, а то носом клюешь. А завтра, как выяснишь подробно в полиции, в чем они тебя подозревают, тогда и будем думать, как выкрутиться.