– Ну вот, скоро мы уже будем дома! – молодой человек в поношенной студенческой шинели с поднятым воротником опасливо огляделся по сторонам. Его спутница, стройная барышня в каракулевом полушубке, вцепилась в его локоть и прошептала:
– Господи, только бы пройти мимо этого кладбища! О нем рассказывают такие страшные истории…
– Со мной вы можете ничего не бояться, Шурочка! – бывший студент приосанился, поправил фуражку, вглядываясь в осенний сумрак. – Согласитесь, что сегодняшний вечер был особенно хорош. Стихи, которые читал господин Гумилев…
Договорить он не успел: из-за кладбищенской ограды выскользнул бесформенный белый силуэт, преградил им дорогу.
Барышня взвизгнула, прижалась к своему спутнику:
– Валентин, мы погибли! Это они, это «призраки»…
По Петрограду давно уже ходили слухи о банде «призраков», которые прятались на городских кладбищах и нападали оттуда на поздних прохожих, завернувшись в саваны. Говорили, что «призраки» отличаются особенной жестокостью.
– Не бойтесь, Шурочка… – проговорил бывший студент, сжимая плечи барышни, но голос его дрожал и не внушал ей уверенности.
– Бежим! – шепнула Шурочка и, резко развернувшись, бросилась назад.
Валентин побежал за ней, но не успели они сделать и десятка шагов, как перед ними словно вырос из-под земли второй грабитель в развевающемся саване.
– Куда побежали, голуби? – крикнул он страшным голосом и хрипло расхохотался.
Шурочка завертела головой и увидела, что слева к ним приближается третий «призрак».
Сейчас она смогла его как следует рассмотреть. «Призрак» был здоровенным детиной, с головой завернутым в длинную грязную простыню. На месте глаз в этой простыне были прорезаны дырки, вокруг грубо намалевано подобие мертвой головы.
– Стойте, господа хорошие! – рявкнул первый грабитель. – Мы вам ничего плохого не сделаем. Если, конечно, вы нам все сами отдадите.
– Вы грабители? – едва слышно промолвила Шурочка.
– Нет, мы не грабители! – гордо ответил второй «призрак». – Мы – экспроприаторы! Мы экспроприируем ваши ценности в пользу мирового пролетариата!
– У нас нет никаких ценностей…
– А это мы сейчас проверим! – «призрак» шагнул к барышне, протянул к ней свои руки и добавил: – Даже если у вас нету этих самых ценностей, шубка у вас, барышня, больно хороша! Подарю ее своей марухе – вот она будет довольна! Не все вам, барам, в мехах ходить…
– Убери от нее свои грязные руки! – истерично выкрикнул Валентин и загородил собой свою спутницу.
– Ишь, как расхрабрился! – грабитель вытащил из-под своего савана большой мясницкий нож, махнул им перед лицом Валентина. – А вот мы посмотрим, барчук, какого цвета у тебя кровь! Правду говорят, что голубая, али врут?
И в этот страшный момент из осеннего мрака донесся переливчатый свист.
– Никак милиция, – крикнул один из «призраков». – Атас! Смываемся, хлопцы!
Из бокового переулка, топая тяжелыми сапогами, выбегали несколько вооруженных людей.
«Призраки» метнулись к ограде Громовского кладбища, перемахнули через нее и скрылись среди могил.
Милиционеры, пробежав мимо ночных прохожих, бросились на кладбище вслед за бандитами.
– Здесь им нас нипочем не найти, – шептал бородатый верзила в крестьянском армяке, деловито сворачивая саван, – не пойдут они на кладбище… побоятся…
– Да кабы так! – возражал ему крепкий коренастый мужик в поношенном матросском бушлате. – Вон, глянь, перелезли уже через ограду! Сейчас тут будут!
– Хватит трястись, цуцики! – оборвал их третий член банды, тощий вертлявый тип с быстрыми глазами и с золотой фиксой в углу рта, явно самый опасный и самый авторитетный член банды. – Хватит трястись и хватит болтать! Вон они, уже сюда идут, волки позорные! Спрячемся сюда, в этот склеп – здесь они нас не найдут!
Он осторожно, стараясь не скрипнуть, приоткрыл кованые воротца и проскользнул в склеп какого-то купца.
– Ох ты, страсть какая! – прошептал бородатый, мелко крестясь. – С детства я упокойников не люблю…
– Что ж тогда к нам в банду пошел? – хмыкнул Матрос, пролезая в склеп следом за вожаком. – Что ж тогда в саване людей пугаешь?
– Саван – это одно, а настоящий упокойник – это совсем другое! – проворчал бородач, но все же протиснулся в склеп.
Милиционеры, опасливо оглядываясь по сторонам, прошли в нескольких шагах от склепа.
– Проверить бы, – проговорил один из них, стволом маузера показывая на склеп.
– Да брось ты, Петров! – остановил его второй. – Нету их там. А ежели есть – лучше туда не соваться. Стукнут тебя свинчаткой по черепу, и пискнуть не успеешь. Лучше пойдем отсюда, все равно не найдем их, а скоро уже совсем стемнеет.
Петров боязливо поглядел на склеп, но спорить не стал – ему и самому не хотелось соваться в опасную темноту.
Скоро шаги милиционеров затихли в дальнем конце кладбища.
– Слава те, Господи! – бородатый бандит перекрестился и облегченно вздохнул. – Кажись, убрались ироды… пойдем отсюда, братцы, не могу я тут находиться рядом с упокойниками…
– Обожди еще минутку, – остановил его Матрос. – Может, еще недалеко они ушли…
– Да ушли они, ушли!
– Обожди! – резко оборвал его главарь. – Тут, кажись, кое-что интересное рисуется.
– Что еще? – испуганно просипел бородач.
– А вот гляньте-ка, цуцики, какая могилка интересная! – Он показал на виднеющуюся в углу склепа замшелую каменную плиту с едва различимыми, полустертыми надписями на каком-то незнакомом языке.
– Да что ты там такое углядел? – бормотал бородач. – Идтить надобно отсюда, пока упокойники не рассерчали…
– Усохни, плесень! – зашипел на него главарь. – Кажись, нам козырная карта выпала!
– Об чем это ты, Щербатый? – заинтересовался Матрос. – Никак это та самая могила?..
– Она, не иначе! – главарь сверкнул в полумраке фиксой. – Аскольдова могилка…
Среди окрестных жителей давно уже ходил слух, что на Громовском кладбище в незапамятные времена похоронен какой-то древний варяжский князь, по имени Аскольд, и что вместе с этим князем схоронены в той же могиле его драгоценности.
Распространению этой легенды ничуть не мешало то, что настоящий князь Аскольд правил со своим братом Диром очень далеко от этих мест, в Киеве, там же был убит князем Олегом и там же похоронен, а также то, что не только Громовское кладбище, но и сам город Петербург основан куда позднее легендарных времен варяжского княжения.
Обитатели окрестностей старого кладбища свято верили, что на этом кладбище схоронены несметные сокровища, но на них наложено заклятие, оттого никто не может их найти.
– Аскольдова могила? – недоверчиво проговорил бородач и снова истово перекрестился. – Неужто правда?
Тут же на лицо его набежала тень, и он замотал головой:
– Никак, Щербатый, ты ее открыть собираешься?
– А кто же мне помешает? – главарь зло покосился на бородача. – Уж не ты ли, Митяй?
– Креста на тебе нет! – вскинулся бородач. – Это же какой грех – могилу разворошить, упокойника потревожить!
– Крест на мне есть, – бандит вытащил через ворот серебряный крестик и предъявил его подельнику. – А только мне это без разницы. Тут, может, на большие тыщи товара лежит, а я его так оставлю? Не бывать тому!
– Окстись, Щербатый! – взмолился бородач. – Одумайся! Нельзя мертвого грабить! Живых – это с нашим удовольствием, а мертвых – нипочем нельзя!
– Вот оно как? – Щербатый страшно оскалился, шагнул к бородачу и прошипел: – Тебе, хряк деревенский, большие деньги и правда ни к чему, а мне они очень даже пригодятся! Уж я знаю, на что их потратить! Делиться с тобой я так и так не хотел, а вот могилку открыть ты мне поможешь! Вон ты какой здоровенный!
– Не буду! – залепетал бородач. – Христом Богом прошу – не заставляй меня! Грех это большой!
– Будешь! Еще как будешь! – Щербатый достал из-за пазухи наган, направил его в живот подельника. – А ну, работай, скотина сиволапая! Работай, если не хочешь пулю схлопотать!
Крестьянин испуганно попятился, но Щербатый щелкнул курком и ткнул наган под ребра.
Бородатый снова перекрестился, вполголоса забормотал молитву, на негнущихся ногах подошел к старой плите и опустился перед ней на колени. Вынув из-за голенища большой нож, он вставил его в щель с краю плиты и нажал на его рукоятку.
Кончик ножа с жалобным звоном отломился.
– Ну вот, только ножик свой испортил! – проворчал бородач. – Может, отпустишь меня, Щербатый?
– Сделаешь свое дело – отпущу! – главарь снова ткнул в бок крестьянину ствол нагана. – Давай открывай!
Бородач вздохнул, вставил в щель обломок ножа, снова нажал на рукоятку. Наконец плита с жутким скрипом поползла в сторону. Открылась темная внутренность саркофага, густо затканная липкой паутиной.
– Ну вот, можешь, если захочешь! – проговорил главарь. – Ладно, проваливай, дальше я и сам управлюсь!
Крестьянин медлил, тогда Щербатый опять ткнул ему в бок наган:
– Я сказал – проваливай!
Бородач неловко поднялся на ноги и вышел из склепа, крестясь и оглядываясь через плечо.
– Это ты правильно Митяя прогнал, – подал голос бандит в матросском бушлате. – На двоих делить сподручнее, чем на троих. Гораздо сподручнее.
– На двоих? – Щербатый покосился на сообщника, зло ощерился. – Кто тебе сказал, что я с тобой собираюсь делиться?
– Кто сказал? – Матрос сунул руку в карман. – А разве мы с тобой не товарищи?
– Гусь свинье не товарищ! – процедил Щербатый и направил на сообщника свой наган. – Катись отсюда колбаской, покуда жив! Большие деньги делить ни с кем не надо!
– А ведь не будешь ты стрелять, – раздумчиво проговорил Матрос. – Тут легаши поблизости шатаются, услышат выстрел, и придется тебе не на двоих делиться, а все им отдать, да вдобавок жизнь свою молодую!
– А вот ты проверь – буду я стрелять или не буду! – прошипел Щербатый и сплюнул сквозь зубы.
– А и проверю! – отозвался Матрос. – Что же не проверить? Очень даже можно проверить!
Внезапно он выдернул руку из кармана и бросил в лицо Щербатому горсть махорки. Щербатый схватился за лицо, закашлялся, а Матрос, воспользовавшись его замешательством, шагнул вперед и в сторону. В другой его руке словно ниоткуда возникла опасная бритва, он взмахнул ею в воздухе – и одним неуловимым движением перерезал Щербатому горло.
Главарь захрипел, изо рта его и из раны на горле хлынула черная кровь, колени подогнулись, и он упал на сдвинутую каменную плиту.
– Вот и проверил! – проговорил Матрос, оттаскивая тело главаря в сторону. – Правильно ты сказал, Щербатый – большие деньги ни с кем делить не надо!
Он перевел дыхание, опустился на колени перед приоткрытым саркофагом, сдвинул плиту дальше. Заглянув внутрь, он протянул было руки, чтобы собрать густую паутину, сплошным серебристым саваном закрывавшую внутренность саркофага, но в это время за спиной у него послышался негромкий скрип.
– Кто здесь? – прошептал Матрос и настороженно оглянулся.
Больше ничего сказать или сделать он не успел, потому что ему в висок ударил влетевший в склеп тяжелый булыжник. Череп треснул, как расколотый орех, и бандит завалился на сторону, как мешок картошки. Глаза его подернулись белесой пленкой, рука еще мгновение шевелилась, как будто хотела что-то ухватить, но скоро и она затихла.
Как только бандит перестал шевелиться, в склеп вошел бородач.
Оглядев тела своих мертвых сообщников, он истово перекрестился и пробормотал:
– Упокой, Господи, их грешные души!
Потом, немного помедлив, он плюнул на окровавленный труп Щербатого и проговорил сквозь зубы:
– Ишь, чего удумал! Делиться он со мной не хотел! Деньги, мол, мне не нужны! Это тебе они теперь не нужны, да и раньше ты их на всякие глупости тратил. А мне большие деньги в хозяйстве очень даже пригодятся…
Он мечтательно вздохнул и добавил:
– Корову куплю, а то и двух, лошадь… а может, и землицы прикуплю. Лужок, что возле леса – оченно бы мне пригодился! Мне бы то поле хорошо округлить…
Крестьянин поплевал на ладони, крякнул и поднял плиту, закрывавшую старинный саркофаг, прислонил ее к стене склепа и наклонился над открытой могилой.
Каменное вместилище по самые края было заткано паутиной. Митяй сгреб паутину ладонями, сдвинул ее в сторону. Под паутиной был рваный, давно истлевший саван. Мужик и его откинул.
Под саваном лежали, перемешавшись, кости двух человек – словно два покойника схватились не на жизнь, а на смерть за право покоиться в этом саркофаге. Впрочем, применительно к мертвецам выражение «не на жизнь, а на смерть» звучит более чем двусмысленно.
На голове одного из мертвецов красовалась заржавленная железная шапка, рядом с ним лежал огромный меч.
И никакого золота, никаких драгоценных камней!
– Как же так… – забормотал крестьянин, машинально обшаривая каменный гроб, словно надеясь найти хоть какую-нибудь завалявшуюся монетку. – Как же так… да не может этого быть! Люди же зря говорить не станут…
Он перелез через край саркофага, чтобы сподручнее было его обшаривать, опустился на колени…
Однако приходилось признать очевидное – могила была пуста, ничего ценного в ней не оказалось.
Митяй наткнулся рукой на рукоять меча, приподнял его.
Может быть, хоть это взять? В крестьянском хозяйстве всякое железо пригодится. В конце концов, можно пойти к Ваське-кузнецу, он перекует эту штуковину на лемех для плуга или еще на что-нибудь полезное. И возьмет недорого.
Митяй посильнее потянул меч за рукоятку, но тот не поддавался.
Вдруг лунный луч заглянул в открытую дверь склепа, упал на могилу, осветил череп древнего воина.
Крестьянину показалось, что мертвец усмехнулся злой, кривой ухмылкой.
– Свят-свят-свят… – забормотал Митяй и попробовал перекреститься, но рука не послушалась его, упала, как мертвая.
И в ту же секунду изо рта мертвеца поднялось облачко, подобно тому, как на морозе дыхание белесым паром вырывается изо рта прохожих. Это облачко поднялось выше, выросло, сгустилось и приобрело очертания человеческой фигуры, очертания высокого воина в темных доспехах.
Митяй хотел броситься наутек – но ноги не слушались его, они словно приросли к земле, точнее, к основанию каменного саркофага.
А призрачный воин стал еще больше, он склонился над дрожащим от страха крестьянином и поднял свой меч.
– Ты нарушил мой покой, несчастный! – прогремел его голос. – Ты посмел потревожить мою могилу! За это ты заплатишь высокую цену – свою жизнь!
– Отче наш… – забормотал несчастный крестьянин, но дальше не смог продолжить – теперь уже и голос не слушался его.
А призрачный богатырь поднял меч еще выше – и опустил его на незадачливого грабителя.
Словно молния, пронзила тело Митяя страшная боль.
В последнюю секунду привиделся ему новый крепкий хлев, а в нем – две сытые, гладкие коровы. А напротив хлева – конюшня, и в ней – две лошади, одна каурая, а другая серая в яблоках… а вдалеке, возле леса – лужок, его лужок…
Больше он ничего не увидел.
Мертвым упал крестьянин на дно саркофага.
В ту же секунду каменная крышка упала на саркофаг и закрыла его от посторонних взглядов.
И луна спряталась за облака, так что склеп погрузился в густую, вязкую темноту. 
