Меч судьбы

Застонав, я приоткрыла глаз. Утреннее солнце окрасило небо серебром и превратило снег в грязь. Ещё день пути по слякоти и бездорожью… Север, дремавший рядом под одеялом, потянулся, завозился, едва не расплющив меня, и захрапел снова. Простонав, надвинула капюшон на глаза, чтобы спрятаться от неярких лучей. Лечить силой я не рискнула, поэтому всю ночь мешала, отмеряла, грела и вливала отвары в сонного колдуна. Влила столько, что Вейр должен позеленеть и пустить корни. Колдун вяло сопротивлялся, но победила молодость. Выслушав с чувством продекламированные отборные ругательства, он уважительно глянул, открыл рот и больше не перечил лекарю, решившему залечить его до смерти. Пробдев всю ночь, я была выжата, как половичок, поэтому будить меня в такую рань не смели ни солнце, ни волки, ни немощные колдуны. Подняв голову, глянула на больного. Кроме легкого нездорового румянца, ничто не говорило о болезни. Странные светло-серые глаза смотрели, как всегда, с легкой высокомерной издевкой. Значит, их колдунским высочествам полегчало. Я пожелала всем спокойной ночи и рухнула на походную постель, укрывшись с головой и не собираясь вставать до скончания века.

— Подъем, — повторила безжалостная вампирша. Ей бы в мастера заплечных дел…

Аромат бодрящего зелья перебил запах хвои, палой листвы и морозного воздуха. Снова в путь. Который может стать путем в никуда. Я села, еле спихнув с себя волчью тушу, и осмотрелась. Под порывами легкого свежего ветерка последние мокрые, тяжелые листья падали наземь, напомнив, что зима не за горами. Свинцовые тучи нависали, но робкие лучи солнца, пробившиеся сквозь прорехи в небесной шубе, обещали первый солнечный денек за сто лет ненастья. Повеселев, я встала и отправилась в кустики.

Вейр ни словом, ни взглядом не дал понять, что творится у него на душе, словно вчерашний день был всего лишь кошмаром. Из собственного опыта я знала, что настоящие мужчины выслушивают смертельный приговор, оставаясь в образе сурового воина, принимающего удар судьбы молча, с достоинством и не проронив скупой слезинки. Единственное, что они могли себе позволить, это надраться до положения риз и разгуляться напоследок с шальными девицами. А вот если болячка была пустяковой, то вместе с главным страдальцем должны страдать и все, кто находился по доброй или не очень воле рядом. На жалобы и нытье негласный мужской запрет в этом случае не распространялся. Лида, услыхав стенания "завтра я помру" только хмурила брови и с сочувствием посматривала на домочадцев мученика. Вернее, мучителя. Бесконечные душераздирающе вздохи, капризы, требования разносолов, сдувания пылинок с больного тела и обязательных сочувствующих взглядов даже святого могли довести до мыслей о топоре и ядах. Особо находчивые и жрецов умудрялись зазвать, чтобы окончательно войти в образ и успеть при жизни насладиться посмертными почестями. Впрочем, должны же быть у мужчин свои милые недостатки. За это и кормим разносолами, терпим недолгие капризы и дуем на царапину на любимом пальце. У нас, женщин, хоть есть отдушина в виде слез и истерик, которые чуть-чуть облегчают боль. Поразмыслив, что могу услышать в ответ от Вейра на совет порыдать нам с Ольгой в жилетку, я решила поступить, как подобает взрослой мудрой женщине. Промолчать.

Свернув лагерь, мы тронулись в путь. Колдун щеголял в толстенной кофте из собачьей шерсти, лишь глаза поблескивали над пушистым высоким воротом. С разъяренными женщинами не поспоришь. Он долго сопротивлялся, хрипло поминая заботливых куриц и не совсем умных гусынь, но угрозы двух выведенных из себя женщин пустить по ручью весь запас белоснежных рубашек всё-таки возымели действие. Маленькая победа подняла дух нам с Ольгой, и мы тронулись в путь, обсуждая тонкости врачевания хрупких мужских организмов, сопровождаемые возмущенным молчанием колдуна. Лесавицы, скоморы и прочая лесная неживая живность шуршала в кустах, но пообедать аппетитными путниками так и не отважилась. Напасть на колдуна с вампиршей могла только совсем сбрендившая очумевшая нежить, которая обезумела от голода. Я уже не говорю о Севере, который поглядывал по сторонам в поисках бегающей, прыгающей и летающей еды. Я всякий раз вздрагивала, когда он перемахивал через лужи и ямы, помня о недавнем полете в грязь, но плотно позавтракавший Север вел себя, как подобает приличным и воспитанным коням. Вот только надолго ли? Подмерзшая за ночь дорога ковром стелилась под копыта, орали в кустах птицы, лоскутков бирюзового солнечного неба становилось всё больше, Вейр не терял сознания, у меня ничего не болело, поэтому горести вчерашнего дня скрылись в тумане. Нет времени печалиться и рвать волосы на себе и друзьях. Ещё будет время. Нас ждал Хладный лес.

Север гарцевал на месте, а я, недоверчиво разглядывая открывшийся взгляду с вершины холма дом, во второй раз переспросила:

— Башня?

— Башня! — подтвердила Ольга.