Меч Тамерлана

Девушка-оборотень смотрела на суетящихся у склона людей, на замершую посреди уступа фигуру, но вместо нее видела грозного ангела, на крыльях которого спускается Смерть. Для кого-то – как избавление, для кого-то – как вечная мука. Сердце билось часто-часто, едва не выскакивая из груди, страх боролся с желанием сохранить свою жизнь – пусть жалкую, пусть никчемную жизнь оборотня, но все-таки иногда даже она лучше, чем то, что ищут Маляк аль-маут и его друзья.

Девушка прикрыла глаза, вспоминая черное бушующее варево из мглы и ледяного ужаса, которое распахнулось не так давно в ущелье.

Самое подходящее место для зла – где когда-то расцветали надежды, рушились цивилизации, а по склонам гор струилась, дымясь, пролитая здесь кровь.

Лесной человек просил ее, чтобы уходила. Наверняка даже эту идею со свадьбой придумал, чтобы заставить ее бросить все и уйти.

А она оставалась, потому что винила его мать Рохдулай в том, что врата открылись. «Точно, такая напасть – ее рук дело!» – твердила она, но Лесной человек ее не слушал, только качал головой:

– Даже ей такое не под силу, это древнее зло.

Однажды Андалиб видела, как Тьма, вырвавшаяся из ущелья, словно плеть пастуха ударила по стенам древнего храма, что стоял, забытый всеми, на противоположном склоне. Он мог быть объектом паломничества разных религий: сначала это был греческий храм на месте древнего капища, потом скромная мечеть на месте греческого храма, а теперь пустота на месте мечети… Они все рассы́пались черным песком, унеся в пропасть следы живших когда-то людей, веривших во что-то важное.

Птицы, попав в ущелье, переставали петь и медленно угасали, лишаясь разума, – они порхали над бездной до тех пор, пока силы не покидали их и они не падали камнем на дно. И Тьма чавкала, как невоспитанный ребенок, проглатывая их еще теплые тела.

Андалиб знала: когда Тьма расширится и поглотит горы, ничего не останется – ни развалин, бывших когда-то домом, ни самой Андалиб. Она слышала, как причитала Рохдулай, предчувствуя то же самое, когда Тьма подобралась совсем близко к порогу ее хижины. Слышала, как старуха не пустила своего сына, Лесного человека, саблегрудого охотника, прогнать Тьму.

– Она сильнее тебя, и она пришла не за тобой, – выла она и попросила ее, Андалиб: – Помоги. Тьма, что пришла, может уйти, если мы отдадим ей то, что она ищет… Ей нужна всего лишь девчонка!

Андалиб знала: Тьма лжет. Когда она заполучит то, что ей нужно, – чем бы это ни оказалось, – ее уже не остановить. Мать всех бед слишком стара и доверчива, чтобы понять это.

Девушка-оборотень присела за камнями, вгляделась в лица людей. Она любила смотреть, как люди живут, ей нравилось подкрадываться к ним во сне, чтобы снимать с губ обрывки снов и трепет, ими вызванный, подслушивать тайные мысли – ее всегда это успокаивало.

Под сердцем – или тем, что осталось у девушки-оборотня, проклятой сто лет назад, – скреблась тоска, скручивала внутренности и шептала: «А что, если ты ошибаешься? Ты обманула самого ангела Смерти. С чего ты взяла, что он подарит тебе быструю смерть?» Она гнала от себя сомнения – чем больше думаешь, тем больше мучаешься. В конце концов, если отчаянье приперло к стене, о какой разумности можно говорить?!

Прозрачный бело-лунный мотылек сел перед ней на травинку, даже не потревожив ее.

Его крылья трепетно взмахнули, оставив за собой серебряный след, стоило безусой кошке выйти из своего укрытия. Она замерла, уставившись на бабочку – символ недолговечности всего сущего, символ увядания и… смерти.

– Я знал, что найду тебя здесь, – услышала она мягкий голос Маляк аль-маута и увидела прямо перед собой его невероятные светло-серебристые глаза.

Девушка ахнула, рванула в сторону, но едва не сорвалась с уступа – в последний момент Данияр успел ее подхватить и поставить на тропинку.

* * *

– Я знал, что ты вернешься, – строго смотрел на нее Данияр. – Зачем сбежала?

Девушка-оборотень смотрела и с вызовом, и со смирением одновременно, понимая свою вину, но и не жалея о сделанном:

– Потому что еще прежде тебя я обещала найти ту, что поможет усмирить Тьму.

У Данияра потемнело в глазах. Андалиб, заметив то, что клубилось в его взгляде, в ужасе отшатнулась. Но Данияр, похоже, совладал с раздражением, и его взгляд снова стал прежним.

– Кто это? Для кого ты похитила Катю? – видя замешательство во взгляде девушки-оборотня, он предостерегающе вздернул руки: – Даже не думай мне лгать.

Андалиб почувствовала невидимые путы, которые сковали ее и пригвоздили к тропинке. За плечами Данияра раскрывались два огромных крыла… Или это все-таки полы плаща? Андалиб силилась разглядеть, но призрачный образ растаял так же внезапно, как и возник.

– Я живу на его развалинах! С ним я связана словом!.. И тебе лучше меня известно, что, не исполнив его волю, я в одно мгновение стала бы недостойна легкой смерти и освободила бы тебя от обета… – Она с обидой посмотрела на него и цокнула языком. – Ты хотел обмануть меня, Маляк аль-маут.

Данияр покачал головой:

– И в мыслях не было.

Андалиб изогнула бровь. Высвободив руку отвернулась и пожала плечами: