Меч в ножнах из дикой сливы

Заклинатель молча ответил на приветственный поклон и замер, словно и впрямь обратившись в высеченное изо льда изваяние. Однако Иши вдруг совершенно отчетливо понял, что высокомерие здесь ни при чем: глаза Хань Дацзюэ не отрывались от жезла с хрустальным шариком на конце в руках одного из стражников – Посоха Безопасности.

Подобные жезлы ввели в обиход еще при Первом императоре: они были призваны отслеживать использование заклинателями духовных сил и появление в пределах городов и поселений заряженных талисманов и артефактов. «Это необходимо, чтобы защитить наших подданных», – объявил император. «Это сделано, чтобы унизить и ограничить нас еще больше. Что ж, мы сами показали себя недостойными доверия», – считали заклинатели. С тех пор Посохи Безопасности имели при себе и городская стража, и охрана императорской семьи и знатных сановников. Его Величество Чэнь Гэньцянь, нынешний правитель, пошел еще дальше: он и вовсе запретил любое использование духовных сил в пределах дворца – послабление делалось лишь для монахов. Иши видел несколько раз порядок досмотра прибывающих по делам заклинателей: ничего смущающего или тем более болезненного, но безусловное недоверие к каждому носящему меч-цзянь само по себе должно было выглядеть достаточно оскорбительным.

– Этот служащий просит прощения. Досмотр является служебной необходимостью, не более, – сказал он твердо, позволив себе посмотреть прямо в холодные светлые глаза, – он выполняет приказ, – и забрал Посох Безопасности прямо из рук изрядно удивленного этим стражника.

Недрогнувшей рукой приводя жезл в действие, молодой чиновник очень надеялся, чтобы гость расценил все правильно, – и, кажется, так и вышло. Хань Дацзюэ опустил ресницы, и его пальцы, крепко сжимавшие рукоять меча, расслабились, совсем чуть-чуть, но Иши хватило и этого, чтобы понять: его внезапная задумка увенчалась успехом. Он поступил так не только из уважения к заклинателям, и без того вынужденным унижаться перед светской властью, но и с целью вполне прагматичной: завоевать хотя бы толику благосклонности того, с кем теперь часто придется иметь дело по долгу службы. Иши не желал и не собирался лебезить, однако считал полезным наладить отношения – от него не убудет и при провале, а работе в будущем помочь сможет.

В молчании они проследовали в парк, где в павильоне Спокойствия, напоминавшем поднявшийся прямо из озера резной каменный корабль, Его Высочество наследный принц уже в нетерпении мерил шагами мраморный пол.

– Хань-сюн[56]! – Завидев гостя, принц расцвел и едва не побежал навстречу, но, вовремя вспомнив о достоинстве, замер у балюстрады. Его улыбка так и норовила сбежать с лица и расплескаться по всему павильону яркими искрами.

– Ваше Высочество, рад видеть вас в добром здравии. – Наследник клана подарил принцу укоризненный взгляд, но теплота в голосе прозвучала совершенно отчетливо даже для постороннего человека, будь он хоть сколько-нибудь внимателен.

– Благодарю за помощь. – Сияющий принц нетерпеливо кивнул Иши. – Прикажите принести завтрак, и более я вас не задерживаю.

– Этот служащий повинуется Его Высочеству.

Покинув павильон, Иши отдал распоряжения слугам. Список блюд он составил заранее, обсудив с поварами, что обычно заказывает Его Высочество, принимая гостей: суп из акульих плавников, лапша с имбирем и креветками, свинина в кисло-сладком соусе, два вида овощных салатов, рисовые пирожки, травяное желе, фрукты и обязательно пять видов чая – весьма скромно для трапезы наследника престола, учитывая, что пиршества у императора включали не менее трех перемен блюд в каждой подаче. О скромности и вежливости принца Иши раньше только слышал, а теперь сумел в этом убедиться и сам. Чэнь Шэньсинь не приказывал, не повелевал, не требовал – пожалуй, скорее, просил, но тем приятнее было выполнить его просьбу.

Наказав страже бдительно за всем следить и чуть что – послать за ним, Иши вернулся в свои покои. В ожидании сведений от помощников неплохо будет самому составить перечень всего, что удалось выяснить по делу об убийстве, и потом сравнить результаты. Иши чувствовал настоятельную необходимость чем-то занять свой ум, иначе рисковал утонуть в глухой тоске.

* * *

– Наконец-то! – Его Высочество облегченно выдохнул, опускаясь на подушки. Хань Дацзюэ устроился напротив, бережно вытянув из-за спины гуцинь в тканевом чехле. – Хань-сюн, ты как восточный ветер, появился – и день сразу удался![57]

– Не преувеличивайте, Ваше Высочество. – Хань Дацзюэ улыбнулся уголками губ. И как эти узколобые сплетники смеют сравнивать его с ледяной статуей? Он же настоящий, живой, а что не любезничает со всеми подряд – и вовсе несомненное достоинство! К тому же имя обязывает[58].

– К чему эти церемонии? Каждый раз мы с тобой с этого начинаем, будто не знакомы тысячу лет!