Меч в ножнах из дикой сливы

За мальчиком Ючжэнь почти бежал, но перед гостевым павильоном замедлил шаг, оправил накидку, даже волосы пригладил: перед старшим не хотелось предстать неряхой; к тому же если и правда что-то случилось, не стоит давать брату еще больше поводов для волнений – ведь, если он поймет, что младший торопился, точно станет беспокоиться.

Сяньцзань неподвижно стоял у перил, глядя в глубину рощи. Ючжэнь сразу отметил и соломенную шляпу рядом на скамье, и неприметный ханьфу цвета весенней земли – необычно для старшего, который всегда одевался тщательно, подбирая ткани к погоде и времени года и не забывая о паре украшений. А здесь хоть растрепанным не выглядел, но и волосы скрутил небрежно и заколол лишь простой медной шпилькой. Да и цвет одежд…

– Эргэ, – тихо позвал Ючжэнь.

Сяньцзань вздрогнул, обернулся – и Ючжэнь едва не подавился воздухом. У старшего было спокойное, ничего не выражающее лицо – как и всегда, пожалуй, – но раньше в нем была жизнь. Во всем: в глазах, в строгих губах, в изломе бровей. Теперь ее словно не стало, и сердце Ючжэня сжалось от безотчетного страха.

– Здравствуй, А-Чжэнь, – проговорил Сяньцзань, делая шаг навстречу, и взял брата за плечи. Он долго смотрел на него; вблизи глаза старшего, обычно ласковые и теплые, напоминали необработанный обсидиан – тот самый, что до сих пор находят в местах, пострадавших от Сошествия гор. Мудрые говорили, что им плачет сама земля, когда-то раненная огнем из глубин и обожженная магией заклинателей.

Боги, да о чем он сейчас думает?

– Как поживаешь, А-Чжэнь? – Сяньцзань опустил руки и отступил, но наваждение не рассеялось.

– Хорошо, эргэ, спасибо. Пройдемся? Возле Пруда Созерцания недавно зацвела магнолия, ты, наверное, не видел еще такого – дерево похоже на облако, в городе таких нет…

– Пойдем куда скажешь.

Они медленно шли по мощеной дорожке; Сяньцзань задавал ожидаемые вопросы об учебе, прочитанных книгах, жизни в монастыре, но мыслями был не здесь – настолько явно, что становилось не грустно, а жутко. У пруда Ючжэнь пригласил брата присесть на резную скамейку под цветущей магнолией; солнечные лучи, проникавшие сквозь крону, бросали на лицо Сяньцзаня нежные цветочные тени, и оно будто смягчилось, казалось уже не таким пугающе неподвижным.

– А-Чжэнь, мне нужно кое-что тебе сказать.

– Слушаю, эргэ.

– Наш брат Шоуцзю… умер.

– Умер? – глупо повторил Ючжэнь.

Он плохо помнил самого старшего из братьев Си: разница в пятнадцать лет – не шутка, и из дома тот ушел, не дожидаясь совершеннолетия, когда самому Ючжэню едва исполнилось пять; семью потом навещал раз в полгода, не чаще. Когда Ючжэня отдали на обучение в монастырь, встречи стали еще реже, пусть Шоуцзю и бывал в Тяньбаожэнь.

Молодой даос чувствовал сходство с Шоуцзю – пожалуй, большее, чем с остальными братьями, ведь тот тоже выбрал путь постижения мира; кто бы что ни говорил, а между заклинателями и даосами различий было не так уж много. Шоуцзю к тому же, пусть и не отличался разговорчивостью, всегда выказывал готовность выслушать, с уважением относился к мнению Ючжэня и был хорошим собеседником, когда дело касалось спорных мест в философских трактатах.

И вот теперь он мертв? В это верилось с трудом, но… Ючжэнь с болезненным, стыдливым изумлением понимал, что не чувствует в своем сердце скорби – той скорби, что сжимала его всякий раз, когда монах вспоминал о смерти матери или задумывался о гибели Сяньцзаня либо Иши. Он лихорадочно пытался найти причину: они не были близки? Виделись слишком редко? В нем все же укоренилась мысль о неизбежности, естественности смерти всякого живого существа?

И да, и нет. Горькая правда заключалась в том, что Шоуцзю был для него… чужим. Не тем, ради кого Ючжэнь посвятил себя служению богам и изучению трав. Не той необходимой частью семьи.

Да, Шоуцзю был чужим; для него, но не для Сяньцзаня.

И этому своему брату Ючжэнь обязан был помочь – не только из-за вгрызшегося вдруг в душу чувства вины.

– Сожалею, эргэ, – тихо проговорил он, взяв холодную ладонь брата в свои, и беззвучно прошептал молитву Небесным покровителям. – Все в руках высших сил. Пусть душа Шоуцзю недолго пробудет в круге перерождений и быстрее вернется в мир.

– Наш брат умер, – повторил Сяньцзань, и что-то дрогнуло в его лице, судорожно дернулись ледяные пальцы. – Ты не понимаешь, А-Чжэнь… Его убили.

Даосское спокойствие Ючжэня, и так подточенное внезапно накатившей виной, все-таки не выдержало. Эмоции нахлынули мгновенно – одной огромной волной, разбивающей волю в щепки.

– Как убили?! – Монах схватил брата уже за обе руки. – Кто? Почему? За что?

– Если бы я только знал, – горько усмехнулся Сяньцзань. – А-Ши сообщил мне вчера. Все сложно, А-Чжэнь. Тело нашли в саду столицы с множеством колотых ран… Видно, дагэ скрывал от нас многое – хотя бы то, что никогда не состоял в клане Хань Ин, как мы считали.

– То есть он обманывал тебя? Нас? – Ючжэнь все никак не мог осознать услышанное. В ушах начинало противно звенеть.