Меч в рукаве

– Эй, подполковник! – прокричал Мефодий. – Я смотрю, вы не оставили мне выбора! Трое заложников занимают слишком много места; думаю, мне хватит и одного! И вообще: где мои деньги и самолет? Только не говорите, что посольство Пакистана отказало мне во въездной визе!

Ответил Мефодию, как ни странно, вовсе не Мотыльков и не психологи-переговорщики.

– Мефодий, братишка, послушай! – забубнил до неузнаваемости искаженный мегафоном голос Кирилла. – Я был не прав, извини! Мы все были не правы! Пока ты еще никого не убил – выходи! Не будем больше ссориться! Выходи, подумай о нас, мы же тебя любим… Ну хочешь, мы подарим тебе эту квартиру? Забирай, она твоя!..

Мефодий готов был заткнуть уши, лишь бы только не слышать этот вдруг исполнившийся вселенской доброты голос, но от него, как от назойливого комара, избавиться было невозможно.

Затем мегафон перехватила Раиса. За пять минут ее страстного монолога Мефодий услышал в свой адрес столько хорошего, сколько Раиса не сказала ему за все время совместной жизни. Оказывается, она всегда знала, что Ятаганов-младший – кристально честный и глубоко порядочный человек, а ушла Раиса от него лишь из уважения, поскольку посчитала себя, ничтожную и ветреную, недостойной парой такому прекрасному во всех отношениях мужчине.

Мефодий непроизвольно поглядел вверх – не засверкал ли случайно над его головой нимб? Но нет, между изрешеченным пулями потолком и макушкой ничего похожего не возникло.

Заложники из угла выжидающе смотрели на Мефодия, надеясь, что мольбы родственников сломают их сурового пленителя. Даже молча переживавший постыдное поражение собровец и тот сел полубоком, также косясь в его сторону.

Единственное, чего не хватало в Раисиной речи, так это финальных слез, что в итоге и испортило впечатление от ее усердных стараний. Зато едва успокоившиеся после падения верхолаза-собровца и неудачного штурма журналисты восприняли речь Раисы весьма бурно.

– Каким же надо быть бессердечным человеком, – словно подводя итог Раисиному монологу, вещал радиоприемник, – чтобы оставаться глухим к просьбам искренне любящих тебя людей! В какой момент жизни очерствело сердце Мефодия Ятаганова? Что подвигло его на захват заложников: ссора с братом или уход любимой женщины? Мы не знаем. Но продолжаем надеяться на остатки здравого смысла, что, возможно, у него еще сохранились. Это были все новости на этот час, а мы напоминаем, что вы слушаете…

В том, что будет предпринят повторный штурм, Мефодий ничуть не сомневался, как не сомневался он и в том, что несогласованности в действиях подчиненных Мотыльков больше не допустит. При всех своих угрозах террорист все же показал себя человеком слабохарактерным – никому не отрезал ни ушей, ни носов и, даже имея на руках оружие, не стал стрелять в нападавших.

Ну а раз так, думал Мотыльков, значит, мерзавец не станет делать этого и впредь. И чтобы сохранить честь мундира, ему, Мотылькову, надо непременно взять террориста, а иначе провал пустяковой операции подпортит его, Мотылькова, послужной список и твердую как кремень подполковничью репутацию.

Мотыльков заручился поддержкой переговорщиков, дабы они убедили Мефодия в том, что прошедший штурм был лишь досадным недоразумением и больше не повторится. Сам же подполковник с назойливостью капающего сталактита взялся уговаривать руководителей операции на отдачу приказа о дезактивации террориста. Угрюмые штабисты понимали, что за раздувание мехов этой волынки их тоже не приласкают, и в конце концов такое разрешение дали.

Собравшаяся на лестничной площадке ударная группа состояла из десятерых лучших бойцов СОБРа; еще пятеро высотников пристегивались к фалам на крыше – то есть всего собровцев насчитывалось ровно в пятнадцать раз больше, чем реально требовалось для захвата среднестатистического выпускника университета искусств. Предстоящая операция была просто обречена на славную, увенчанную лаврами победу.

Подполковник Мотыльков, ветеран специальных сил, участник обеих чеченских войн, немало повидал в своей жизни. На последней войне за его голову враг платил наличными двадцать тысяч долларов. Все свои ордена и медали подполковник заработал потом и кровью, причем кровью как собственной, так и уничтоженных им самых отъявленных преступников и убийц. По его личной десятибалльной шкале риска эта операция с трудом тянула на троечку, но то, что случилось дальше, вообще не поддавалось никаким разумным объяснениям.

Подполковник Мотыльков вел переговоры по рации с командирами штурмовых групп, когда к нему приблизился невзрачный человечек в сереньком костюмчике и, чтобы привлечь к себе подполковничье внимание, деликатно покашлял. Мотыльков обернулся, смерил человечка презрительным взглядом и недовольно бросил своему заместителю:

– Капитан Шелепень! Почему гражданские за линией оцепления? Кто пропустил?

– Выясним! – с готовностью отчеканил капитан и указал человечку в противоположную от театра военных действий сторону. – Будьте добры, покиньте территорию! Здесь проводится спецоперация, потому…