Меч Вайу

– Не знаю. Из Тиры, – понял его секретарь и ответил лаконично сразу на три вопроса: имя, по какому делу и откуда.

Стараясь унять внезапно нахлынувший приступ гнева, главный жрец пробормотал чуть слышно начальные слова молитвы Аполлону и прошел в глубь храма.

Невысокий худощавый мужчина в дорожном платье, представляющем смесь удобной для путешествий одежды припонтийских варваров и эллинов-колонистов, задумчиво прохаживался по дворику. Густые волнистые волосы обрамляли красивое смуглое лицо с небольшой бородкой, глубоко посаженные глаза поражали выражением острого ума и грустной сосредоточенности.

Обменявшись приветствиями с Герогейтоном, странный гость бросил быстрый взгляд на неподвижную фигуру, маячившую позади жреца. Герогейтон понял этот довольно выразительный намек и отослал секретаря, чтобы тот позаботился об обеде. Удовлетворенный проницательностью главного жреца, гость поблагодарил его легким поклоном.

– Мое имя Тихон, – негромко представился он главному жрецу.

Герогейтону понравилась непринужденная манера поведения гостя: почтительность и в то же время чувство собственного достоинства. Они обменялись приветствиями, немного выспренними, но вполне соответствующими данному случаю. Герогейтон попытался вспомнить, откуда ему известно имя гостя, – на эллина он не был похож, но безукоризненное построение фраз и чистота произношения могли сделать честь любому известному оратору Эллады.

Как бы подслушав мысли жреца, Тихон вытащил из одежды маленький пергаментный свиток с восковой печатью и протянул его Герогейтону. При взгляде на печать жрец почувствовал легкий озноб – это была личная печать царя Понта Фарнака I! Ознакомившись с содержанием короткого послания за подписью царя Фарнака, жрец с почтением поклонился Тихону: теперь он знал, какой гость посетил храм Аполлона Дельфиния – имя переводчика-тавра имело большой вес в припонтийских колониях эллинов.

– Для всех остальных я гражданин Тиры по имени Тисамен, прибывший в Ольвию для поклонения Аполлону Дельфинию, – тихо проговорил тавр.

Герогейтон понимающе кивнул и внутренне насторожился: слишком значительной фигурой при дворе Фарнака I Понтийского был Тихон, чтобы разъезжать без важного дела и вдобавок тайно по землям, подвластным царю Скилуру.

– Великий царь Фарнак, да продлят боги годы его жизни, – начал Тихон, внимательно наблюдая за реакцией главного жреца, – высоко ценит мудрость и ум твои, Герогейтон…

Главный жрец невозмутимо слушал. Его лицо застыло маской почтительного внимания к словам полномочного посланника могущественного царя Понта, и лишь все еще по-молодому зоркие глаза вспыхнули изнутри россыпью колючих искорок – начало речи Тихона было весьма лестным. Но, хорошо зная царя Фарнака как человека, который для достижения своих целей искусно манипулировал довольно обширным арсеналом дипломатических и других, иногда сомнительного свойства средств, Герогейтон еще больше насторожился, чтобы не попасть впросак.

– Безграничное доверие к тебе, о мудрый, побудило царя Понта просить у тебя помощи и совета в делах, касающиеся не только Синопы, – тем временем продолжал Тихон, – но и в не меньшей мере Мелитополя.

У Ольвии было три названия: Борисфен – старое, Ольвия – в переводе Счастливая – новое, полученное апойкией после смерти ойкиста[76]; и Мелитополь – по имени метрополии[77], нередко фигурирующее в самых торжественных гражданских актах. Как понял проницательный жрец, Тихон этим хотел подчеркнуть неразрывную, кровную связь Синопы и Ольвии, основанных выходцами из Эллады, и значимость того, что предстоит обсудить ему совместно с Герогейтоном.

– Мне поручено сообщить тебе о некоторых тайных – пока тайных, – с нажимом сказал Тихон, – договорных обязательствах Понта.

Жрец теперь не сомневался, что дело у Тихона к нему действительно серьезного свойства, так как дипломатические тайны Фарнак всегда держал под семью замками и разгласить их могли вынудить царя только чрезвычайные обстоятельства.

– Но мне хотелось бы получить гарантии, что мои слова попадут только в твои уши, о мудрый.

Герогейтон в душе восхитился этим тавром, – будучи варваром, он был больше эллином, нежели многие выдающиеся гражданне Эллады, как по уму, так и по умению с тактом выполнять поручения деликатного характера; судя по всему, Тихон прекрасно знал о совершенной системе прослушивания в храмах и тонко намекнул на это обстоятельство главному жрецу. Не говоря ни слова, только легким наклоном головы выразив согласие, Герогейтон провел гостя в свои комнаты, где уже был накрыт обеденный стол.

К разговору о поручении царя Понта переводчик-тавр возвратился только после обеда, на пустынном берегу Гипаниса, куда они отправились на прогулку.

– Царь Понта Фарнак I заключил договор с городом Херсонесом… – спокойным бесцветным голосом Тихон разъяснил жрецу смысл договорных обстоятельств обеих сторон.