Дикий кабан, один из вожаков стада, ломился сквозь заросли, не выбирая дороги. Неуемный охотничий азарт подстегивал вождя языгов, и он, далеко опередив скакавших вслед за ним телохранителей и Карзоазоса, наконец догнал зверя. Дротик, брошенный языгом, застрял в жирной спине секача и разъярил загнанного зверя.
Развернувшись, тот словно живой таран, ударил клыками под брюхо скакуна Дамаса, и конь опрокинулся на бок, придавив замешкавшегося вождя языгов. Злобно урча и повизгивая, кабан яростно рвал внутренности хрипевшего в агонии животного; только это спасло Дамаса от немедленной смерти. Он с трудом выполз из-под скакуна и, припадая на подвернутую ногу, попытался отбежать в сторону. Но кабан тут же оставил коня и бросился на Дамаса. Вождь изо всей силы рубанул мечом рассвирепевшего зверя, но острое лезвие оставило на голове кабана только узкую кровавую полоску. И в следующее мгновение клыки зверя располосовали кожаные шаровары сармата, бросив Дамаса в кустарник.
Выпучив в смертельном ужасе глаза, нечленораздельно крича, вождь языгов ворочался под зверем, пытавшимся клыками разорвать крепкую кольчугу. Дамасу удалось вытащить нож, и он несколько раз ткнул наугад в брюхо зверя, пытаясь попасть в сердце – и неудачно: заливая кровью тело языга, кабан продолжал с катать его по кустарнику.
Неожиданно зверь оставил Дамаса и метнулся на одного из телохранителей, первым прискакавшим на выручку. Тот попытался поразить кабана дротиком, но, как и у Дамаса, дротик застрял в спине зверя, не причинив ему большого вреда. Телохранителю повезло меньше, чем вождю: так же, как и Дамаса, опрокинув вместе с лошадью, кабан первым делом набросился на него, и легкий кожаный панцирь под клыками зверя превратился в окровавленные лохмотья.
Тем временем Дамас встал на ноги, и, придерживаясь за стволы деревьев, заковылял в глубь леса, стараясь не смотреть на кабана, терзавшего телохранителя. Но зверь опять бросился на вождя языгов, уже и не пытающегося сопротивляться, а только прикрывающего лицо и голову остатками плаща.
Карзоазос подоспел вовремя: зверь уже готовился вонзить клыки в шею Дамасу – предводитель сарматского воинства совсем обессилел и лежал, уткнувшись лицом в землю. Военачальник аланов, опытный охотник на диких кабанов, в изобилии водившихся возле его кочевья, по-кошачьи легко и мягко спрыгнул на скаку возле разъяренного зверя и как всегда спокойно, но молниеносным и точным ударом, вогнал вожаку стада меч прямо в сердце…
Удачная охота не радовала сармат: телохранитель Дамаса умер, не приходя в сознание, а вождя языгов пришлось везти на плащах между двух коней. Правда, на удивление всем, он отделался неглубокими ранами на ногах и левой руке, но изрядно помятое при падении с лошади тело давало о себе знать ноющей болью, и после недолгих уговоров вождь языгов согласился продолжить путь к лагерю в наскоро сооруженных носилках.
Но на этом несчастья охотников не закончились: когда все собрались вместе, обнаружилось, что исчез один из знатных воинов племени аорсов, сопровождавший своего военачальника. Попытки разыскать его ни к чему не привели, и суеверные сарматы поспешили покинуть враждебные им лесные дебри, решив, что все их злоключения – проделки злых духов, воплотившихся в образе огромного вожака стада, растерзавшего телохранителя и ранившего вождя. К туше кабана охотники даже не прикоснулись…
Солнце клонилось к горизонту. Длинные тени перечеркнули измятую, выгоревшую на солнце траву, росшую на поляне, где совсем недавно шла схватка Дамаса с диким кабаном. Щетинистая, в пятнах засохшей крови туша зверя валялась около кустов на краю поляны. Лисий выводок во главе со взъерошенной и исхудавшей старой лисой, позабыв осторожность, лакомился внутренностями скакуна Дамаса (мясо охотники забрали с собой), не решаясь подойти к мертвому кабану, над которым уже кружило воронье – в его неподвижной позе им чудилась скрытая угроза.
Примешиваясь к извечному чувству страха перед могучим зверем, она удерживала хищников от попыток отхватить более лакомый кусочек, чем внутренности, копыта и голова коня.
Вдруг лиса отрывисто тявкнула, и рыжие лисята мгновенно скрылись среди лопухов, буйно разросшихся в тени молодого липняка. Какое-то время на поляне царила тишина. Но вот послышались осторожные шаги, кустарник зашевелился; затрещали сухие ветки, и к кабану неторопливо подошел кузнец Тимн. Он был одет в те же собачьи шкуры мехом наружу, но оружия у него прибавилось: на широком боевом поясе вместе с акинаком, подаренным ему на прощание Авезельмисом, висели дорогой сарматский меч и нож с богато украшенной золотом рукояткой. Его снаряжение и вовсе не гармонировало с дикарскими одеждами; дальнобойный сложный лук, изготовленный из дерева разных пород и рога, радовал глаз вычурной резьбой на щечках, а тонкая, хорошей выделки кожа, ею был обтянут деревянный каркас горита – подчеркивала красоту золотых чеканных пластин, прикрепленных к лицевой поверхности футляра.