— И всё же, Тереза, если что… — он оборвал ее,—королевский пакет, он здесь, на груди, — сожжешь… В моем сундуке, ты знаешь, — деньги… там хватит вашей семье, чтобы купить большой дом в Мехико и боле не думать о нищете…
— А ты? — черная прядь прыгала в дергающихся плачущих губах.
— Если станет совсем… застрелишь. Обратный путь не легче, а от живого трупа — одна обуза.
— Замолчи, или я… — девушка сжала кулаки, в глазах блестели теперь слезы гнева.
— Ну, вот видишь, — майор как мог подмигнул ей и пришпорил улыбку, — у тебя довольно характера, чтоб нажать на курок и облегчить мою участь. Да, похоже, затеяв эту игру, я… проиграл… Черт! Где мой пистолет? — он шеркнул рукой по земле. — Почему я никогда не могу найти то, что мне надо?
— Потому, что за вами некому ухаживать, мой господин, — она подала ему лежащий в стороне трехствольник и положила руку на давно просившую бритвы щеку.—Ты не умрешь. — Это был приказ.
Диего согласно дрогнул веками:
— Тем более, что я всегда загадывал умереть в родной Андалузии в объятиях такой сеньориты, как ты. Глянь-ка, кровь перестала течь?
Тереза осмотрела рану и удовлетворенно кивнула:
— Считайте, что вы родились в рубашке, сеньор! Ну что, я подгоню экипаж?
Де Уэльва удержал ее за подол:
— Посиди еще рядом, успеется.
Она не противилась, но и времени не теряла: не раздумывая, отхватила ножом длинный кусок от юбки, ставшей выше колен; осторожно перевязала раненому руку, а оставшийся лоскут намочила водой из фляги. Стараясь не дышать, она омыла ему лицо, выжимая материю так, чтобы капли влаги попадали на шею и грудь.
— Странно…
— Что странно? — переспросила Тереза.
— Признаться, я никогда не видел прежде, чтобы женщина так обхаживала мужчину.
— Значит, такие были у тебя женщины, — фыркнула Тереза. — А мне так нравится.
— А я мечтал об этом.
— Я тоже, — смущенно добавила она, промокнув его лоб.
Вокруг было тихо и безлюдно, как при сотворении мира. Де Уэльва, держа ее искусанные москитами руки, глядя на густые волосы, что проволочными кольцами ниспадали на уши и серую от пыли шею, задумчиво сказал:
— С того времени, как Господь создал нас, мы дерзаем создать Его по образу и подобию своему. Пытаемся заглянуть в глаза Бога, не ведая, что это око Бездны.
— К чему ты это? — голубая жилка явственно проступила на виске девушки. Чуть выше переносицы, между бровями восклицательным знаком сбежались тоненькие, словно трещинки на разбитом стекле, морщинки.
— Подожди, — задумчиво ответил он. — Веришь, сегодня… когда я бросил последний камень на могилу Мигеля… мне показалось, я заглянул в это… око.
— И что?..
— Мне показалось, Творцу не до нас. Мы слишком далеко забрались, Тереза. Он потерял нас из виду. — Они помолчали, прислушиваясь к голосу тишины, прежде чем майор заметил: — Похоже, кошка решила поиграть с мышью. Есть тут у меня в ваших краях друг по имени Монтуа. Только не протянуть бы раньше времени ноги — гостинец хочу послать ему. — Де Уэльва загадочно улыбнулся и, предупреждая встречный вопрос, заключил: — Ну да Бог с ним, это мои счета.
Он вновь посмотрел на нее, на этого лохматого чертенка в ободранной юбке, и поймал себя на том, что губы его бессознательно расплылись в улыбке. Откуда-то снизу в сердце застенчивой незнакомкой тихо постучалось и вошло светлое понимание СЧАСТЬЯ; он ликовал и был благодарен жизни за то, что они с этой девчонкой с окраины Мехико так прекрасно понимают друг друга, и что им не надо даже слов, а достаточно взгляда. И благодарил случай, что Тереза, оказавшаяся в тот день и час в таверне «Золотой Початок», — ныне его любовь, именно его, дона Диего де Уэльвы. И что им вместе хорошо и весело!
Ему вдруг остро захотелось отдать свою жизнь за эту, с черными от земли пятками, танцовщицу, дочку Муньоса, которая раз и навсегда полюбилась его душе.
— Послушай…
Она поняла быстрее, чем он сказал, и, отыскав в его подсумке коробку с сигарами, протянула ему.
— Прикури, я не смогу…
— Но я… — тушуясь, заикнулась было Тереза, но тут же вжикнула огнивом. Желтые брызги крохотными кометами разлетелись с шипением по сторонам. Смешно вытянув шею, подавшись грудью вперед, она осторожно поднесла затлевшую сигару к спело-красным губам.
— Боишься?
— Я? — она беспечно сделала вдох, и… сухой кашель когтями разодрал ее горло… Сигара упала на пряжку ремня испанца, а из глаз Терезы потекли слезы.
Диего, морщась от боли, растянул губы в улыбке. Поднял сигару, сунул себе в рот, продолжая давиться волной обидного смеха.
Терезе от жгучей неловкости хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не быть посмешищем. Но странно, вместо осуществления своих помыслов она, прокашлявшись, улыбнулась. А Диего, коего минуту назад Тереза хотела «задушить», был совсем и не гадкий, а напротив, всё тот же, именно тот белозубый идальго, вызвавший у нее своей прямой и широкой душой желание быть повсюду с ним рядом.
— По-моему, тебе было одиноко, как и мне? — он с наслаждением затянулся сигарой и чертыхнулся: — Как всегда и всего не хватает!