Меч войны

   — Пли!

Залп оказался уничтожающим. Прежде чем новая дюжина нападающих достигла траншеи, задние из защитников передали передним новые мушкеты. Грянул новый залп, затем другой. Так продолжалось до тех пор, пока около сотни нападавших не легли убитыми в проломе.

Последовала небольшая передышка, пока защитники торопливо перезаряжали мушкеты. Количественное превосходство уже начало сказываться. Две тысячи человек было брошено на пролом могольским офицером в куркумово-жёлтом тюрбане. Их было столько, что этот вал уже готов был поглотить защитников. Хэйден знал, что не сможет теперь уйти с этой позиции, которую избрал сам. Он не мог вздохнуть в едком от дыма воздухе. Глаза бойцов следили за его глазами, пытаясь рассмотреть признаки падения его решимости. В ответ он выбросил вперёд саблю и оскалился в воинственном кличе:

— Стоять твёрдо! Победим либо погибнем, ребята!

Гопал Рао приказал своим людям примкнуть штыки, и у Хэйдена всё внутри сжалось от осознания близости рукопашной. Но тут он услышал залповый огонь со стен справа и слева от пролома и увидел, что к ним пришло подкрепление.

Атака на брешь продолжалась, и в какой-то момент Хэйдену показалось, что им не удержать оборону, но внезапный оглушительный взрыв потряс его, вызвав звон в голове. Рёв атакующих захлебнулся. Слышались лишь крики раненых, пронзительные и резкие.

Два орудия, поставленные на крыше дома, ударили по пролому картечью из гвоздей, обрезков подков и монет. Невероятно, но даже после этого уцелевшие продолжали атаку. Они были срезаны мушкетным огнём, прежде чем следующий отряд, перешедший ров, был сметён новым ураганом картечи.

Хэйден видел, как Клайв сам помогает вращать колеса пущенного лафета, схватившись руками за спицы, увозя орудия на другую позицию. С крепостного вала в противника бросали бомбы с короткими запальными шнурами, которые взрывались у бруствера, заставляя отступить тех, кто пересёк ров. Непрерывность потока атакующих была разорвана; атака захлебнулась в крови, и наступающие отступили.

Хэйден перезаряжал мушкеты трясущимися от усталости руками, когда пришёл посыльный от Клайва с поручением укрепить оборону юго-западного пролома. Здёсь глубина рва с водой была такой, что вооружённый человек не мог преодолеть его вброд. Для обороны этой позиции было оставлено минимальное количество людей, и, опасаясь худшего, он послал двух сипаев оценить ситуацию.

Один из них, вернувшись, сказал, что враг соорудил большой плот и авангард, приблизительно из семидесяти человек, готовится пересечь ров.

Хэйден послал сипая к Клайву с просьбой прислать одно полевое орудие для обстрела плота, затем сел на камень и стал наблюдать, как противник приближается к скосу рва.

— Скорее, скорее! — шептал он, торопя появление восемнадцати фунтовки. Он видел, что, если врагу удастся высадиться — они легко возьмут верх над дюжиной защитников, пытающихся оборонять шестидесятифутовый пролом в стене.

Противника встретил отчаянный мушкетный огонь. Некоторые из наступающих попадали в грязную воду, но остальные продолжали подплывать, отталкиваясь шестами. Дуло орудия показалось лишь тогда, когда плот подошёл настолько, что можно было спрыгнуть с него на берег. Первый залп посеял панику среди наступающих; многие потеряли равновесие и были вынуждены спасаться вплавь. Второй выстрел полностью разнёс плот, разбросав людей в гнилую воду. На противоположном берегу тысяча воинов ждали в бездействии возможности переправиться к пролому и не имея приказа наступать в другом месте.

Враг не имел плана дальнейших действий. Огонь со стен уносил много их офицеров и продолжал косить оставшихся без управления воинов, скопившихся у наружного бруствера. Хэйден внезапно ощутил, как жарко печёт солнце. Он сел, открыл флягу, набрал в рот воды и сполоснул горевшее от пота лицо. Как могло солнце подняться так высоко за такое короткое время?

Он поднялся, с удивлением заметив, что прошло уже более часа. Со стен раздавались одиночные мушкетные выстрелы, но, несмотря на отсутствие формального перемирия, первое наступление было отражено. Он смотрел через выщербленные брустверы на сотни мёртвых. Ещё больше трупов лежало в мрачной глотке северо-западного пролома. Офицер в дорогом одеянии, в куркумово-жёлтом тюрбане лежал у бруствера. Хэйден помнил этого храбреца, возглавлявшего атаку. Теперь же один из его людей перешёл через траншею, взвалил своего командира на спину и, несмотря на огонь сорока мушкетов, унёс.

Защитники приветствовали его отчаянную смелость, но ни один из них не прекращал стрелять. «Опасно позволять врагу уносить погибших прежде, чем будут оговорены условия перемирия для этой цели, — думал он, глядя на результат кровавой бойни. — Но в проломах скопились сотни трупов. Очень скоро жаркое солнце сделает зловоние невыносимым. Если Раза потерял пять сотен, у него есть ещё в двадцать раз больше людей, которых он вновь может послать в атаку. Если сражение будет продолжаться, что вероятнее всего, — через три дня мы окажемся в аду».