Меч войны, или Осужденные

Что имеем, то имеем, кивнул Ферхади. С императором не спорят. А уж если он лепит ошибку на ошибке – да такие ошибки, что даже ни пса не разбирающийся в политике начальник стражи их видит так же ясно, как собственную саблю! – тем более. Чревато. Да и толку…

Тесть, как всегда, оказался прав. Разъяренный дурными вестями владыка не преминул напомнить «своему верному льву», как тот заступался за мятежника. Пожалуй, не будь Ферхади предупрежден, сорвался бы. Теперь же – хватило сил покаянно промолчать. Лишь подумал: гляди, благородный Ферхад иль-Джамидер, не вошло бы в привычку без вины каяться! А то вдруг да не заметишь, как ради сохранения владычных милостей не через гонор – через честь переступишь.

Меж тем сиятельный, как видно, вспомнив совет первого министра, объявил вдруг:

– Поедешь в Верлу. Тебя там, небось, помнят и поверят. Морочь им голову, торгуйся, как хочешь время тяни, что хочешь обещай – но чтоб сидели в своей Верле и не высовывались, других не мутили. Мне сейчас не до них, войско в Таргале – так пусть и им не до меня будет. После разберусь. Еще попомнят у меня, как бунтовать! Твоему Альнари отцовский конец завидным покажется!

Лев Ич-Тойвина, как обычно, встретил взгляд императора бестрепетно. Спросил, выслушав до конца:

– Правильно ли я понял слова сиятельного? Я должен соглашаться на любые условия мятежников, но с условием их выполнения лишь после нашей победы в Таргале?

– Не любые, – усмехнулся Омерхад. – В пределах разумного, и за хорошую цену. Иначе что за переговоры? Дерись за каждую уступку, торгуйся за каждую мелочь, им ни к чему знать, как далеко ты имеешь право зайти, понимаешь?

– Слова сиятельного бесценны, – поклонился новоявленный посол. – Я унесу их в своем сердце. Почтит ли сиятельный более подробными указаниями того, кто больше умеет драться, чем договариваться с врагом?

Толстые губы императора разъехались в улыбке:

– Ты себя недооцениваешь, мой верный лев. Вы договоритесь, я не сомневаюсь. Смотри только, рассчитай время правильно: нельзя соглашаться быстро, но нельзя и тянуть сверх меры, иначе ты вызовешь подозрения. Да постарайся вместе с договором привезти сюда того, кто будет его подписывать с той стороны. Его присутствие, – Омерхад пошевелил толстыми пальцами, не иначе как представляя их на горле врага, – добавит церемонии пышности.

– Я полагаю, о сиятельный, мятежник побоится испытывать судьбу столь нагло.

– Нет так нет, – пожал плечами Омерхад. – Но если ты изыщешь способ…

Если это не приказ убить, мрачно подумал Ферхад иль-Джамидер, то я безмозглый ишак, а не лев. Торопливо поклонился, скрывая внезапную злость:

– Желание сиятельного – путеводная звезда для недостойного. Будет ли мне дозволен еще один вопрос?

– Спрашивай, мой верный лев.

– Если тот, кто прежде звался Альнар иль-Виранди, не оставил дерзкой мысли о власти над Диарталой, должен ли я обещать ему и это? Могу ли я говорить, что к нему вернутся имя и честь?

– Говори, почему нет, – равнодушно ответил Омерхад, и Ферхади уверился окончательно: его посылают лгать. А император добавил: – Да не тяни, сегодня же отправляйся. Ах да, сотню пока Амиджаду передай: там твои удальцы без надобности, не драться едешь, а здесь вдруг да пригодятся. Двух десятков такому храбрецу, как ты, хватит для охраны.

Щит императора ответил спокойно, ничем не выдав, что заметил проблеск торжествующей ухмылки на гордом лице соперника:

– Воля сиятельного будет исполнена.

– И вот еще что, – задержал владыка готового уйти посланца. – Если ты там разузнаешь что про эту их магию… понял, да?

– Сиятельный получит демонские чары. Уж хотя бы образец я добуду.

– Да сможешь ли? – мягко, медовым голосом встрял брат провозвестник, заменяющий нынче приболевшего (не иначе, по случаю дурного настроения владыки!) Главу Капитула.

И этот святоша лживый будет прилюдно сомневаться в словах Льва Ич-Тойвина?!

– Или, вернувшись, я положу к ногам владыки подземельную магию, или погибну. Клянусь!

А самое мерзкое, что клятва-то – беспроигрышная. Если рассудить здраво, живым его оттуда все равно вряд ли отпустят: уж если даже сам он понял, чего стоят обещания владыки, Альнари тем более поймет, никогда дураком не был. А посчастливится – что ж, гномье зернышко сьера Барти так и лежит в тайнике. Вот и не верь после этого, что все случайности – не что иное, как прямое проявление воли Господней! Разве сам он оставил бы у себя хоть самую малость из вещей Марианиного рыцаря? А оно, видно, из кармана выпало – счастье, что нашедшая поутру служанка не имеет привычки ссыпать мусор в печку!

Его провожали как смертника – взглядами. Лишь тесть открыто пожелал удачи – вслед за императором. Отъехав от дворца красивой парадной рысью, Лев Ич-Тойвина скомандовал: «Домой!» – и отпустил поводья. Соль-Гайфэ трусил по улицам лениво, словно какая-нибудь кляча водовозная. Не иначе, чувствовал настрой хозяина: прежде чем сказать Гиле, куда и зачем отправил его венценосный родич, Ферхади хотел хорошенько подумать.