Меч войны

Взоры всех немедленно обратились к огромному драгоценному камню. Вздох изумления пронёсся по залу, изумления не столь от самого камня, сколько от вопиющего нарушения протокола. Сердце Флинта колотилось. Теперь наконец для него настал момент, который решит, падёт ли Мадрас или выстоит. С бесстрастным лицом, глядя в глаза набоба, он сказал:

— Я — сын торговца, мой господин, но я здесь не для того, чтобы торговать. Я пришёл просто для того, чтобы вручить этот рубин в ваши руки. Отныне камень этот — ваш. Пожалуйста, примите его. И тогда, я верю, если ваш двор не является озером в сезон дождей без цветов лотоса, вы совершите то, что подскажет ваша совесть.

Женщины раздели Мухаммеда Али, повели его к ступеням Источника Великого Чуда, и он оглядел глянцевую поверхность воды. Водоём был высечен в монолитной скале, выложен внутри белым мрамором и украшен по стенам грота яшмой, агатом и сердоликом. На дне его было вырублено небольшое звёздообразное отверстие, через которое поднималась вода. Хранилось множество легенд о его исцеляющей силе, и ещё больше историй объясняли происхождение уникального источника ледяной воды, питающего его снизу. Но существование подобного водоёма оставалось загадкой. Поистине великим чудом.

Не останавливаясь, он дошёл до верхней ступени, сошёл на следующую, затем спустился ещё на одну, пока ледяная вода не достигла бёдер. Затем Мухаммед Али повернулся и мягко, как будто укладываясь на любимый диван, сел в воду.

«Великий Пророк, — думал он, сжимая с силою челюсти три раза и расслабляя их вновь. — Я не могу поступить так, как желает моя мать. Сама мысль об иноземце и Ясмин погружает меня в кипящую ярость. Как я устраню её, если знаю, что не могу жить без неё? Я желаю её всю. Её тело, разум и душу.

Этот источник невыносимо холоден сегодня! Он намного холоднее, чем вчера. Но это хорошо, потому что холод несёт с собой наставление. Это — ключ к европейцам. Они — северные люди, испытанные холодом. Вот почему они такие. Вот почему Индостан девять раз подряд подвергался нападению с севера и ни разу — с юга. Вот почему низам назначает афганцев и патанов[62] своими генералами. Они свирепы и не знают пощады, потому что горный холод сфокусировал их разум, сфокусировал его на звёздной точке, на яркой, холодной бледно-голубой звёздной точке, подобной святому камню в мече низама...»

Внезапная мышечная дрожь охватила Мухаммеда, но он удержал контроль над мышцами сжавшегося живота, и судорога отпустила его. Он закрыл глаза, ощущая, как холод проникает до самого мозга костей.

«Да, я должен научиться думать так, как думает иноземец из холодной страны. Теперь это крайне важно. События принимают поразительно благоприятный оборот. При условии тщательного планирования своих действий я буду способен использовать мои новые преимущества теперь, когда рубин здесь, в Аркоте. Выступит ли действительно мой отец на Мадрас? Я надеюсь, что да, потому что даже неприкасаемые могут обрести выгоду от драки между собакой и свиньёй. В мире, в котором приходится действовать принцу, смерть является наказанием за отставание на один прыжок, но я буду набобом Карнатики, и не моя голова, но голова Махфуза покатится в навоз».

Чтобы отогнать боль, он сконцентрировал сознание на императоре Аурангзебе, зная, что имеет немало крови этого необыкновенного человека в своих жилах. «Великий человек. Величайший. Аурангзеб не остановился перед обезглавливанием двух братьев и заточением своего отца. Он знал, как справиться с иноземными пиратами, нападавшими на корабли хаджи[63], перевозящие паломников в Мекку: он заставил голландские, английские и французские компании выделять корабли для охраны этих транспортов и требовал компенсацию за каждое захваченное судно Моголов. Скоро европейцам вновь придётся иметь дело с таким лидером, — думал он, — и даже индусы признают меня живым воплощением Аурангзеба. Скоро. Очень скоро».

Какое-то движение в воде неожиданно возвратило Мухаммеда к действительности. Он ощутил, как рябь коснулась его груди, но не открывал глаз. Фазхул всегда посылала к нему в этот момент девочку-рабыню. Каждый полдень к нему приходила сюда та самая рабыня, исключительно чувственная, умелая и ритуально очищенная для наслаждения девочка. Избранная благодаря крови Раджпутов, благодаря её жаркому, сильному сексуальному аппетиту и манерам тигрицы.

Он открыл глаза и был сильно удивлён. Раджастанской девочки-рабыни не было; над бассейном, отражаясь в дрожащей воде, стоял кто-то другой.

Это была не девочка, но женщина, старше её, укутанная в поразительно призрачные муслиновые вуали, бледнобирюзовые и иллюзорные, как лунный свет на весенней росе. По воде шла рябь от её руки, и капли, как бриллианты, падали с её длинных пальцев. Он изумлённо глядел на неё, как будто она предстала ему в видении, и дрожь снова стала овладевать им.

— Леди...