Читаем Меч возмездия полностью

Материалы следствия и судебного процесса над летчиком-шпионом Пауэрсом, а также вся история с этой подрывной акцией, разработанной под руководством небезызвестного директора ЦРУ Даллеса, легли в основу двухсерийного художественного фильма «Государственный обвинитель», снятого в 1985 году режиссером-постановщиком, Народным артистом СССР Т. Левчуком по сценарию Б. Антонова и И. Менджерицкого.

Героем фильма стал Генеральный прокурор СССР Руденко, чью роль блестяще исполнил киноактер С. Яковлев. Достоверно и убедительно была воспроизведена обстановка тех лет, роль Руденко в расследовании, а затем и судебном рассмотрении уголовного дела. Перед зрителями предстал не только умудренный опытом большой юрист и государственный деятель, но и просто обаятельный человек.

В конце 1950-х – начале 1960-х годов Роман Андреевич Руденко достиг вершины, на которую до него не поднимался ни один союзный прокурор. Он внес живую, человеческую струю не только в содержание прокурорского надзора, но и в саму атмосферу прокурорских коридоров. Бывший Генеральный прокурор Сафонов мог «не заметить» при встрече не только рядового работника, но и начальника отдела. С Романом Андреевичем никогда такого не случалось.

Работавшая с 1980 года в секретариате Руденко Ольга Анатольевна Бондаренко рассказывала мне: «Указания Романа Андреевича всегда были четкими, в корректной форме. „Чем выше руководитель, тем сдержаннее он должен быть с подчиненными. Недопустимо хамить тому, кто не может тебе ответить“, – не раз подчеркивал Руденко.

Я многому научилась у него… Однажды он обратил внимание на мое плохое настроение: „Оля, мы работаем в организации, в которую люди приходят со своими бедами. Поэтому все свои неприятности мы должны оставлять за воротами“. С тех пор это стало для меня законом. Выдержка у него была необыкновенная. Хорошо помню, как новый дежурный прокурор по неопытности соединил Романа Андреевича с психически больным человеком по фамилии Соловьёв из Ленинграда. Но в то время прокурором Ленинграда тоже был Соловьёв, и дежурный решил, что звонит прокурор города. Руденко терпеливо слушал его минут двадцать. И не бросил трубку.

Работать с ним было легко. Несмотря на возраст, Роман Андреевич обладал необыкновенной памятью. Я часто наблюдала, как он возвращал документы, где исполнители забывали поправить какое-то слово, ранее им исправленное, или учесть какие-либо другие его замечания».

При всей своей требовательности и взыскательности он был неизменно корректен, доброжелателен и доступен для всех. Следователей по особо важным делам всегда принимал без всякой записи. Любой прокурор управления или отдела мог прийти к нему на прием и изложить свою точку зрения на тот или иной вопрос. Единственное, на чем настаивал Руденко, так это на соблюдении прокурорской иерархии – требовал, чтобы ему докладывали о делах, по которым состоялись решения его заместителей. Роман Андреевич не только уважал и ценил «процессуальную независимость» любого работника, но и насаждал ее, добиваясь, чтобы каждый отвечал за свое решение.

Он был совершенно непримирим, когда дело касалось очищения органов прокуратуры от нечистоплотных работников, злоупотребляющих высоким положением.

До недавнего времени считалось, что, как Генеральный прокурор, Руденко при рассмотрении конкретных дел явно пасовал перед неудержимым напором Первого секретаря ЦК партии Хрущёва.

Однако история хоть и с опозданием, но все же открывает некоторые свои тайны. И мы видим, что Руденко, не боясь, открыто высказывал свою точку зрения.

В 1961 году к длительным срокам лишения свободы за противозаконные операции с валютными ценностями были привлечены Рокотов и Файбышенко. Казалось бы, что на этом можно поставить точку[2].

Перейти на страницу:

Все книги серии Острые грани истории

«Паралитики власти» и «эпилептики революции»
«Паралитики власти» и «эпилептики революции»

Очередной том исторических расследований Александра Звягинцева переносит нас во времена Российской Империи: читатель окажется свидетелем возникновения и становления отечественной системы власти и управления при Петре Первом, деятельности Павла Ягужинского и Гавриила Державина и кризиса монархии во времена Петра Столыпина и Ивана Щегловитова, чьи слова о «неохотной борьбе паралитиков власти с эпилептиками революции» оказались для своей эпохи ключевым, но проигнорированным предостережением.Как и во всех книгах серии, материал отличается максимальной полнотой и объективностью, а портреты исторических личностей, будь то представители власти или оппозиционеры (такие как Иван Каляев и Вера Засулич), представлены во всей их сложности и противоречивости…

Александр Григорьевич Звягинцев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное