Меченая: Крест

Осталась в одном топе и протянула ему свою куртку. Чейз забрал её, оторвал широкую полоску ткани от своей футболки, оголив несколько стальных кубиков пресса и косые мышцы живота образующие шикарную букву V, и туго перевязал ей рану на моём предплечье. Затем отдал мне свою куртку с целым рукавом, а сам нацепил мою; размером они не сильно отличались – обе были огромными.

– От меня не отходить, ясно? – отдавал команды он, а я всё провожала размытым взглядом тёмную полоску сбегающую от его пупка вниз; прячась за поясом штанов. – Поменьше шатайся, делай вид, что просто вымотана. Не задавай вопросов и не отвечай на них. Сигнал тревоги ещё не стих, они добивают последних, это наш шанс попасть в казармы незамеченными.

– Поняла, – пробормотала едва слышно, глядя в эти бездонные глаза, которые я так ненавижу и которые так сильно гипнотизируют.

И вот опять. Он застыл. Вид такой, будто собирается сказать что-то ещё, но не может себя заставить. Кажется, даже взгляд его потеплел. Или это у меня слишком сильное помутнение рассудка?..

– Пошли, – толкнул меня вперёд.

Не помню как, но мы оказались в его комнате. Чейз велел сесть на кровать и не двигаться до его возвращения.

Дверь хлопнула и в замочной скважине раздался щелчок.

Большие хлопья снега кружились за окном, словно и не было адской ночи. Они казались слишком идеальными, чтобы укрывать собой обезображенные тела. Они были слишком чистыми, чтобы касаться грязной плоти. Но благодаря им в комнате было светло и это было своеобразным облегчением, потому что сейчас мне совсем не хотелось сидеть одной в темноте.

Комната Чейза оказалась такого же размера, как и моя – такая же маленькая, она не оправдала моих фантазией по поводу двухуровневых апартаментов. Единственной разницей была ещё одна дверь рядом с входной и, если честно, сейчас мне плевать, что за ней находится.

Села на стул и уткнулась локтями в колени. На кровать я бы ни за что не села – в комнате всё ещё витал дух Марлин. А что если они и на стуле это…

Чёрт.

Сползла на пол и больше не шевелилась до возвращения Чейза.

– Прости, я потеряла шапочку, что ты одел мне на вышке, – сказала, ещё до того, как Чейз закрыл дверь.

Что сказала?

Он промолчал. Счёл, что я брежу.

– Где Ронни? – сипло спросила, после того, как он повернул ключ в скважине.

– В безопасном месте.

– Ты опять его оставил?

Чейз остановился напротив меня и присел на корточки. Сейчас его лицо казалось просто уставшим, мрачным, перепачканным.

– Мне уйти? Тебе не нужна помощь? – тихо спросил он.

– О, так ты выбрал меня. Как приятно.

– Я могу прямо сейчас от тебя избавиться и уйти к брату.

Заглянула в его недовольные глаза: просто, легко, безо всякого вызова и желания размазать по стенке, и даже слегка приподняла губы в улыбке. В ответ брови Чейза сдвинулись, он ещё недолго пытался сообразить, что происходит, но затем резко поднял меня с пола и расстегнул молнию на моей куртке.

Я снова осталась в одном топе, ощущая себя практически голой. Это странно, но даже в таком, почти убитом состоянии, первое, о чём я подумала это как выглядят мои подмышки. Надеюсь, с ними всё в порядке.

За ещё одной дверью оказалась тесная ванная комната. Такая тесная, что мы стояли почти впритирку друг к другу. Чейз зажёг свечу и поставил на крохотную тумбочку. Снял пропитанный кровью кусок ткани с моего предплечья и промыл рану над раковиной, какой-то жидкостью в прозрачном пузырьке. Затем пропитал чем-то кусок белой ткани – по запаху похоже на спиртовой раствор, – и начал аккуратно обрабатывать края рваной раны.

От резкой боли упёрлась лбом ему в грудь, с силой прикусив губу, чтобы не завыть, как раненый зверь. И не издала ни звука.

У Чейза даже чистый бинт оказался в наличии, которым он впоследствии перевязал мне руку. Не понимаю. Зачем он всё это делает, если сам сказал – я почти тварь. Зачем переводит медикаменты? Ронни здесь нет. Он ничего не увидит и ни в чём не сможет упрекнуть брата. Чейз прямо сейчас мог бы пристрелить меня, а через сутки сказать мальчишке, что я стала тварью и от меня избавились.

Но мне нужны эти сутки. И я готова умолять Чейза, чтобы он дал мне их.

Он закрыл за нами дверь ванной комнаты и кивнул на кровать. С тяжёлым вздохом я присела на край стола.

– Что там на улице? Когда уже сирена заткнётся? – мой голос был до такой степени слабым, что я сама его еле сслышала. И, кажется, меня начинало лихорадить. Лихорадить, в смысле – трясти от холода. Потому что при заражении этим чёртовым вирусом температура тела стремительно опускается и может достичь отметки в 34 градуса.

Другими словами, более научными – это сепсис, заражение крови. Бактерии в крови стремительно размножаются, нервной системе скоро должен прийти конец, терморегуляция нарушена. Я ведь уже говорила, что немного шарю в медицине? В общем, мой организм отравлен.

– Перечисли симптомы, – голос Чейза всё ещё был способен прорваться в моё помутнённое сознание.

– Ладно, – он шумно вздохнул, – просто кивай. Сухость во рту?

Кивок.

– Головокружение?

Кивок.

– Слабость?

– Не видно?

– Озноб?

Кивок.

– Ломота в суставах?

Кивок.

Тошнота?