— Ты предсказываешь, что моя жена собирается сделать из меня императора-марионетку, Тибал?
«Да никогда в жизни!»
Тибал отшатнулся.
— Нет, садж! Я не предсказываю ничего подобного, я вообще никогда ничего не предсказываю.
Его худое лицо побелело. Что может так напугать шуулграта?
— Врешь, перекрученный задом наперед провидец!
— Нет, не вру, садж! Да вот и Гвин!
Булрион вскочил на ноги, резко повернувшись к Гвин, и чуть не потерял равновесие. Она обняла его, поцеловала, отступила на шаг, всмотрелась ему в лицо.
— Вижу, тебе уже сказали. Не слишком веселая новость, правда?
Она перешагнула через скамью и села рядом с ним.
— Может, нам уйти? — спросил Возион, приподнимаясь из-за стола. Тибал не шелохнулся.
— Да нет, оставайтесь, — сказала Гвин. — Садись, любимый.
Булрион повиновался.
— Пантолион? — простонал он. — Лоссо Ломит?
Гвин кивнула. Она казалась бледнее обычного, но полностью владела собой.
— Видишь, я оказалась в изысканном обществе. Есть, правда, еще кое-кто... — Она прикусила губу и осеклась. — Что это с тобой, Тибал?
— Больше ничего не скажешь? — сердито спросил Булрион.
Гвин взяла винную ягоду и принялась крутить ее пальцами, как маленькое колесо.
— Поуль правит судьбами. Пар А-Сиур говорит, что поулграт — это вроде как скала в потоке истории. Всех остальных этот поток увлекает за собой, как опавшие листья. А поулграт стоит поперек течения и отводит его в другое русло.
Как это он раньше не догадался? Дурацкие пророчества о том, что он — Обновитель, намеки на что, что его жена отмечена проклятием Поуль; одно с другим наверняка связано. Одно прямо вытекает из другого.
— Пантолион сказал вот что, — вмешался Возион, — «Я — ствол, мой народ — листья. Люди — капли дождя, я — ветер. Они...»
Он нервно улыбнулся и умолк.
— А твое мнение спрашивают, Гвин? — проговорил Булрион, с трудом узнавая собственный голос. — Ты можешь отказаться от этой чести? Или обязана выполнять предначертания судьбы? Что ты намерена делать — воевать с карпанцами покорить весь этот гнусный континент, а потом посадить меня на трон?
Гвин принялась крутить винную ягоду в обратную сторону.
Тибал и Возион пристально глядели на нее. Возион не скрывал беспокойства, хотя обычно старался не выказывать свои чувства. Тибал Фрайнит уже оправился от непонятного приступа страха и влюбленно глядел на Гвин, что страшно злило Булриона, злило настолько, что не раз ему хотелось стереть это выражение с лица Тибала кулаком. Взял за обыкновение таскаться за Гвин и таращиться на нее с обожанием! Булриону это изрядно опротивело.
— Наверное, я могла бы отказаться, — сказала Гвин винной ягоде, — но тогда на нас, вероятно, нападут карпанцы. Вряд ли нам удастся так просто уехать отсюда и благополучно добраться до дома.
С минуту стояла гробовая тишина, нарушаемая только жужжанием мух. Даже ласточки перестали насвистывать и, казалось, прислушивались к разговору. Наконец Булрион взял себя в руки и обнял Гвин за плечи.
— Значит, здесь-то собака и зарыта?
Гвин прижалась к нему, не оставляя в покое винной ягоды.
— Очень может быть. Никто ничего толком не знает. Пар А-Сиур думает, что раза два появлялись меченые, которых считали поулгратами, отказавшимися выполнять свою миссию. Она о них сказала: «Они не захотели возвыситься до величия».
— И что с ними случилось?
— Они умерли. — Гвин вздрогнула. — Не самым приятным образом. Да, здесь собака и зарыта. Раз ступив на эту стезю, ты уже не можешь повернуть назад.
— Тогда не ступай на нее!
Гвин продолжала крутить винную ягоду.
— Она уже ступила, отец, — сказал Возион. — Она на нее ступила, когда уехала из Далинга. Помнишь, как к ней сбежались все меченые?
Гвин посмотрела на Булриона, отвернулась.
— А может, когда я попросила Ниад тебя исцелить? Или за день до этого — когда появился Тибал? Он был первый. И в тот день я впервые услышала Голос.
— Поверь, Булрион-садж, — тихо сказал Тибал, — если бы я имел право это объяснить или хотя бы намекнуть, я бы с радостью это сделал. Конечно, я знаю наперед об ожидающих нас бедах, но, если я попытаюсь их предотвратить, я навлеку несчастье на самого...
— Да слышал я весь этот треп!
— ...себя, и, возможно, лишу Гвин ожидающей ее славы. Славы? Да какой же он себялюбивый старый дурак, если заботится о собственном удобстве, когда Гвин ждет слава?
— Славы? — Он крепче обнял жену. — Ты этого хочешь? Славы?
Она не ответила. Булрион никогда еще не видел ее такой подавленной. В окна влетело несколько ласточек, и птенцы подняли крик в гнездах.
— В Вериове меня учили, — сказал Возион, — что главный долг пастыря — помочь своей пастве смириться с испытаниями, ниспосланными Судьбами. Но мне никогда еще не было так трудно давать этот совет — смириться, — и никогда еще он не казался мне таким бесполезным.
Гвин словно не слышала его слов.