Меченый

По сути, эта фраза была ультиматумом. Высказанным простолюдином дворянке. Поэтому я побледнела от бешенства, шагнула вперед и тут же забыла и про громилу, и про нанесенное мне оскорбление: дверь распахнулась, и за плечами охранника мэтра Лауна возникло лицо Крома.

В животе неприятно екнуло, а спину просквозило холодком: на лбу, носу и подбородке Меченого чернели подсохшие капельки крови!

– Ты цел? – перепуганно воскликнула я и, проскользнув под рукой замешкавшегося громилы, принялась ощупывать нагрудник, пахнущий свежей кровью.

– У вас все в порядке? – одновременно со мной выдохнул Бездушный и, услышав мой вопрос, покраснел!

Его реакция на мои слова меня не зацепила – я металась вокруг него и тщательно изучала состояние одежды и брони.

Через некоторое время, убедившись, что он не получил ни царапины, я облегченно перевела дух и… изо всех сил стукнула его кулаком в живот. Вернее, в нагрудник. И чуть не вывихнула себе запястье:

– Ты… ты…

Сказать, что я его ненавижу, я не смогла: это было неправдой. Что чуть не умерла со страху – тоже: застеснялась. Что никогда не отпущу его от себя – просто не повернулся язык: я слишком хорошо знала, что через несколько дней расстанусь с ним навсегда.

А он, словно почувствовав все то, что творилось в моей душе, виновато опустил взгляд и… извинился:

– Простите, ваша милость! Я не хотел, чтобы вы переживали…

– Ладно, на этот раз прощаю, – шмыгнув носом, буркнула я. Потом повернулась к мэтру Лауну, ошалело глядящему на нас, и холодно поинтересовалась: – У вас есть место, где мой спутник смог бы умыться и привести себя в порядок?

– Конечно есть, ваша милость! – затараторил портной. – Не извольте беспокоиться!

– Тогда проводите его, пожалуйста.

Кром вернулся ко мне минут через двадцать. Умытый, с мокрыми волосами и во влажной одежде. Придирчиво осмотрев его еще раз, я убедилась, что на нем не осталось ни капельки чужой крови, и вспомнила про стоимость заказанного платья.

Услышав названную мною сумму, Кром нисколько не удивился – молча снял с плеча котомку, достал из нее семь полновесных золотых монет и аккуратно положил на прилавок.

Зато удивился мэтр Лаун – видимо, ему еще не приходилось видеть черного, не только таскающего с собой такие деньги, но и расстающегося с ними настолько спокойно.

– Ваша милость, как я и обещал, платье будет готово завтра к полудню, – пересчитав деньги невесть который раз, пообещал он. И сложился в поясном поклоне.

– Хорошо, – ответила я, повернулась к нему спиной и вышла в предупредительно распахнутую дверь.

Кром пер по улице, как кабан по зарослям камыша – те, кто узнавал в нем Бездушного, разбегались сами, те, кто нет – разлетались в разные стороны. И присоединялись к хору тех, кто находил в себе мужество высказать свое отношение к Богу-Отступнику и его слугам.

Меченый не обращал на их шепот и проклятья никакого внимания. Видимо потому, что был занят: оберегал меня от столкновений, от изредка мелькающих в толпе резаков, предупреждал о неровностях дороги, лужах и кучках мусора и… одновременно слушал. Все то, что я несу: когда я рассказывала о фасоне заказанного платья, он – мужчина (!) – спрашивал, что значит то или иное слово. И, кажется, даже пытался представить. Когда я перечисляла выбранные ткани – интересовался их видом и цветом. А когда я посетовала на то, что так и не разглядела выбранные портным кружева – предложил вернуться.

Естественно, я отказалась: во-первых, за этот бесконечный день насмотрелась на мэтра Лауна на год вперед, а во-вторых, меня мучил зверский голод.

В общем, услышав мой ответ, в котором о лавке портного не было ни слова, Кром виновато вздохнул, извинился за то, что по его вине я не ела целый день, и предложил зайти в ближайшую таверну.

В черном зале «Щуки» – заведения, первым попавшегося нам на пути – умопомрачительно пахло жареной рыбой и прогорклым маслом. Первое меня порадовало. Второе не задело. Совсем – я была слишком голодна, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

Публику, собравшуюся в зале, я тоже проигнорировала. Причем с легкостью – мрачные мужики с рожами самого что ни на есть бандитского вида, занимавшие почти все имеющиеся столы, смотрели на Крома, как кролики на волка. И очень старались не привлекать к себе его внимания.

В общем, уже минут через десять после того, как мы уселись за стол, мир вокруг меня сузился до тарелки с наваристой ухой и теплого взгляда сидящего передо мной Бездушного.

Теплого – мягко сказано: утонув в этом взгляде, я перестала слышать и многоголосый рев, и чавканье, и гулкие удары кружек о столы, перестала чувствовать запахи и изредка забывала про еду. Вкуса еды и напитков я тоже не ощущала – ела то, что подавали, и что-то там пила.

Видимо, Кром пребывал в таком же состоянии, так как не сразу заметил, что это самое «что-то» оказалось скарским – дешевым, кислым и не особенно крепким вином, кувшин которого, как потом оказалось, нам принесли вместо закончившейся медовухи. А когда заметил – было уже поздно: вино ударило мне в голову и развязало язык:

– Кро-о-ом?

– Да, ваша милость?