Как обычно, первыми в чащу нырнули воины боевого охранения. Затем – основная масса хейсаров и два боковых дозора. Последними – воины «волчьего хвоста»[79]. И, не снижая темпа передвижения, понеслись в сторону Олдарра[80].
Глядя на тени, мелькающие среди деревьев, принц Неддар вдруг поймал себя на мысли, что гордится. И своими воинами, и собой:
«Армия отца двигалась бы по дороге. Со скоростью обоза. Увязая в каждой луже, чиня сломанные оси и строя полевые лагеря через каждые пятьдесят перестрелов. А мне с моими воинами дорога не нужна. И телеги – тоже. Поэтому мы доберемся до Аверона не за две десятины, а за считаные дни. И вобьем мятежников в землю по самые ноздри. А потом вернемся в Алат и закончим начатое…»
При мыслях о южном соседе у принца сразу же испортилось настроение – ведь если бы не козни Борова[81], он до сих пор жил бы в Шаргайле[82], ходил бы в набеги и тренировался…
«С другой стороны, если бы не смерть Кортарена[83], я бы до сих пор водил в бой только свой десяток. И… не взял бы неприступный Карс меньше чем за сутки…»
Воспоминание о воистину великой победе заставило Неддара улыбнуться. И погрузиться в приятные воспоминания:
«Да, с лагерем получилось неплохо…» – улыбнулся принц. И мысленно процитировал слова главы клана Уззаров[85]: – «Если заставишь врага поверить в то, что нужно тебе, он проиграет. Еще до того, как вытащит из ножен меч…»
– О чем задумался, ашер? – ткнув Неддара в бок, спросил Вага.
– Да о словах твоего отца, – пробормотал Латирдан. – А что?
– Разведчики во второй раз подают знак, что вышли на опушку. И что видят Олдарр. А ты молчишь…
– Да вот, думаю, что делать с городом. Брать или просто зайти?
Воин вытаращил глаза:
– Он же наш?!
– Правда? – Неддар состроил удивленное лицо и… расхохотался…
От барона Югана пахло потом. Причем намного сильнее, чем от любого из хейсаров. И это действовало принцу на нервы ничуть не меньше, чем бегающий взгляд и трясущиеся пальцы хозяина лена Олдарр.
– Что вы молчите? – рыкнул он. – Я что, неясно выразился? В столице – мятеж, и мне нужны кони, чтобы успеть на помощь моему отцу.
Барон понуро сгорбил плечи, угрюмо вздохнул и сложился в поясном поклоне: