Меченый

Все засмеялись. Лиша покачала головой, но тоже улыбнулась. Скот был безобиден. Он был вестником; лошадь сбросила его на дороге. Ему повезло, что он выжил — со сломанными руками сумел выследить лошадь и забраться обратно в седло. Жены у него не было, и гильдия вестников поместила его в лечебницу Джизелл, пока он не сможет о себе позаботиться.

Джизелл намочила тряпку в теплой мыльной воде и приподняла покрывало. Ее движения были уверенными и ловкими. Вестник громко задышал, когда Джизелл уже заканчивала, и травница рассмеялась.

— Я и помою не хуже, — громко заявила она, глянув вниз. — Не стоит разочаровывать бедняжку Лишу.

Больные засмеялись над товарищем по несчастью. Лежать в постели было скучновато.

— Она бы наткнулась на это при других обстоятельствах, — проворчал Скот, густо покраснев, но Джизелл только снова прыснула.

— Бедняга Скот неровно к тебе дышит, — сказала Джизелл Лише позже, когда они растирали в аптеке травы.

— Неровно дышит? — развеселилась Кэди, молоденькая ученица. — Да он по уши влюблен!

Ученицы дружно захихикали.

— По-моему, он душка, — заметила Рони.

— У тебя все душки, — фыркнула Лиша. Рони только что расцвела и помешалась на мальчиках. — Надеюсь, тебе хватит ума не влюбиться в парня, который умоляет его обтереть.

— Не подсказывай, — хмыкнула Джизелл. — Рони охотно обтерла бы всех мужчин в лечебнице.

Девушки покатились со смеху, и даже Рони не стала отпираться.

— Хотя бы покрасней для приличия, — сказала ей Лиша, и те снова залились хохотом.

— Хватит! Брысь отсюда, пустомели! — засмеялась Джизелл. — Мне надо поговорить с Лишей.

Девицы высыпали за дверь.

— К тебе неравнодушны почти все мужчины в лечебнице, — сказала Джизелл, когда они остались одни. — Тебе не повредит поговорить с кем-нибудь не только о здоровье.

— Ты совсем как моя мама, — поморщилась Лиша.

Джизелл стукнула пестиком по столу:

— Ничего подобного! — Она достаточно узнала об Элоне за прошедшие годы. — Я просто не хочу, чтобы ты назло ей померла старой девой. Любить мужчин не преступление.

— Я люблю мужчин, — возразила Лиша.

— Что-то незаметно.

— Надо было броситься обтирать Скота?

— Разумеется, нет. По крайней мере, не у всех на глазах, — подмигнула Джизелл.

— Теперь ты говоришь, как Бруна, — застонала Лиша. — Мое сердце сальными шуточками не завоюешь.

Лиша привыкла к заигрываниям. У нее была фигура матери, и мужчины постоянно обращали на нее внимание, нравилось ей это или нет.

— А чем завоюешь? Какой мужчина преодолеет метки твоего сердца?

— Мужчина, которому можно доверять. Которого можно поцеловать в щеку, не опасаясь, что он станет похваляться друзьям, будто завалил меня за амбаром.

— Легче встретить дружелюбного подземника, — фыркнула Джизелл.

Лиша пожала плечами.

— Ты боишься, — обвинила Джизелл. — Ты так долго не решалась расстаться со своим бутоном, что превратила самое обычное, естественное дело в непреодолимую преграду.

— Ерунда.

— Неужели? Я видела, как женщины приходят к тебе за советом в постельных делах. Ты мнешься, тычешь пальцем в небо и густо краснеешь. Разве можно советовать другим, как поступать со своими телами, не познав собственного?

— Я прекрасно знаю, что куда вставляется, — скривилась Лиша.

— Ты понимаешь, о чем я.

— И что ты предлагаешь? Затащить в постель первого встречного, чтобы поскорее с этим покончить?

— А хотя бы и так!

Лиша сердито глянула на нее, но Джизелл даже не вздрогнула.

— Ты так долго оберегала свой бутон, что в твоих глазах ни один мужчина не достоин его сорвать. Что толку прятать цветок от чужих глаз? Кто вспомнит о его красоте, когда он увянет?

Лиша приглушенно всхлипнула, и Джизелл прижала ее к груди.

— Тише, девочка, тише, — погладила она ее по волосам. — Все не так уж и плохо.

* * *

После ужина, проверив метки и отправив учениц корпеть над книгами, Лиша и Джизелл наконец улучили минутку, чтобы заварить травяной чай и открыть сумку утреннего вестника. На столе стояла полная лампа с подрезанным фитилем, чтобы надолго хватило.

— Пациенты весь день и письма всю ночь, — вздохнула Джизелл. — Хвала свету, что травницам не нужно спать!

Она перевернула сумку вверх дном, рассыпав пергаменты по столу.

Они быстро отобрали письма для пациентов. Затем Джизелл взяла первую попавшуюся связку и взглянула на имя.

— Это тебе.

Она передала связку Лише, выхватила из стопки очередное письмо, вскрыла и стала читать.

— Это от Кимбер, — сказала она через мгновение. Кимбер была еще одной ученицей Джизелл, отправленной в чужие края — селение Крестьянский Пень, находившееся южнее в одном дне езды. — Бондарю стало хуже, сыпь снова расползлась.

— Спорим, она неправильно заваривает чай? — простонала Лиша. — Вечно она не дает ему как следует настояться, а потом удивляется, почему ее зелья не лечат. Я ее придушу, если мне придется отправиться в Крестьянский Пень заваривать чай за нее!

— И она это знает, — засмеялась Джизелл. — Вот почему на этот раз она написала мне!

Смех был заразителен, и Лиша вскоре присоединилась к веселью. Девушке нравилась Джизелл. Старая травница бывала жесткой, как Бруна, но не упускала случая потешиться.