Мечеть Василия Блаженного

И коль скоро даже политикам не чужда общероссийская почтительность к автомобилю, в обсуждение поджогов включились и они. Лидер ЛДПР Владимир Жириновский назвал все сие спланированной акцией, сравнив с парижскими поджогами трехлетней давности. Тогда-де поджигали потому, что Николя Саркози «нужно было стать президентом страны». Вот уж несуразность, сидящая внутри другой несуразности, как матрешка в матрешке. Во Франции поджигали как раз ради смещения Саркози с тогдашнего поста, и, надо сказать, он еле усидел в своем кресле. Да и не смешно ли сравнивать ту памятную открытую демонстрацию политической силы исламистов с нашей московской коллизией? Дело даже не в том, что под Парижем полыхали тогда многие сотни машин, а не наши пара дюжин. Во французских поджогах полностью отсутствовала интрига: кто и почему поджигает, знали все. Поджигатели не то что не прятались, они маршировали с плакатами и раздавали интервью.

У нас же — полный простор для конспирологических гаданий. Помимо популярной версии о мести богачам (версии, которую не могут опровергнуть даже факты: среди сгоревших машин встречаются не новые и весьма смиренные образцы отечественного автомобилестроения), в народе ходит еще несколько. Подозреваются как страховые компании, так и сами владельцы страховок. Подозреваются хозяева платных стоянок и застройщики подземных гаражей: они, мол, хотят посеять панику среди автовладельцев. Подозреваются экстремалы-экологи, ненавидящие индивидуальный транспорт за загрязнение окружающей среды. Подозреваются пенсионеры, которым загромоздившие тротуар машины мешают отдыхать на лавочке у подъезда. И опять социальная версия, только повернутая противоположным концом: поджоги являются заговором богатых автомобилистов против автомобилистов бедных. Утомившись стоять в пробках среди железного плебса, «мерседесы» решили расчистить для себя шоссе и переулки. Наняли исполнителей и теперь ждут. (Долго же им придется ждать при таких-то темпах…)

В сухом остатке, если отбросить экзотические версии об обезумевших экологах, круг замыкается все же на противостоянии «богатые — бедные», причем с весьма убогим для европейского города XXI столетия критерием богатства. Сами поджоги еще не примета неблагополучия. Едва ли их устраивают новоявленные партизаны-робингуды. Вообще неважно, по большому счету, кто их устраивает, ибо несколько сгоревших машин — явно не самое страшное из всего, что произошло за неделю в мегаполисе. Важно, что людская молва выделила поджоги из общего криминального фона таким вот образом. И это уже примета.

Злорадное муссирование ура-поджигательских стихов в интернете не может не удивлять. Ну ведь не самые бедные люди — москвичи, развлекающиеся в блогах переливанием из пустого в порожнее. Откуда же столь обостренное «классовое» чувство? Неужто из сочувствия к нищей глубинке, той, до которой никакой Интернет еще не дотянулся? Не очень умно. Ведь эта самая глубинка не делит москвичей на бедных и богатых. Для глубинки вся Москва без изъятья — пирующий Вавилон, сгори она синим пламенем, никто не огорчится. Большое ей дело до того, что одни москвичи с жиру жгут автомобили других.

Итак, критерий благополучия скорее символичен. Но социальное напряжение вполне реально. Настоящее расслоение общества проходит через совершенно иные плоскости. Но их сложнее осмыслить, потому общество и хватается за символ-автомобиль.

Касательно же конкретных сгоревших машин, меня больше всего шокировала просьба столичного ГУВД к москвичам организовать ночные дозоры. Очень неадекватная размеру реальных бедствий просьба, но при том и чреватая самыми неприятными последствиями. Если невыспавшимся мужчинам вдруг попадется часу эдак в четвертом утра похожий на поджигателя подросток, неужто они вежливо отведут его для выяснения личности в отделение? При нашем-то отношении к автомобилю как к наиважнейшему имуществу? Притом, что большая часть стоящих во дворах шикарных иномарок на самом-то деле достались владельцам очень и очень тяжело? Ведь, не дай Бог, забьют до полусмерти или насмерть, как бивали в старину всей деревней конокрада.

Возвращение на Землю

Я схожу за водой, — произнесла я, не задумываясь. «За холодной ключевой», — прозвучало вдруг в голове. И в углу прихожей на мгновение примерещилось коромысло.

Какими странными бытовыми кругами мы ходим! Когда родители мои были в том возрасте, как я теперь, эта фраза прочно ассоциировалась с деревенским образом жизни. Куда москвичу ходить? Вода дома, в кранах. Для питья ее нужно только вскипятить и остудить в керамическом чайнике. (На дно его моя бабка, правда, бросала старинные серебряные монеты — чтоб было «поздоровее».) А некоторые так и прямо из-под крана рисковали пить, и ничего, оставались живы. Ну не продавали тогда питьевой воды в магазинах! Только какой-нибудь лечебно-столовый нарзан, что, за неимением лучшего, ставился на парадно накрытый стол. Но тогда так и говорилось: «Схожу за нарзаном».