— Разве Охважный Туй существует? И если да, то неужто еще жив? — спросил я. — Помнится, он ходил ругаться с богами, но ведь это — деяние давно минувших дней, стало быть, прошли столетия…
— Не знаю, — пожал плечами Лем. — Могилы я не видел. Быть может, до сих пор бродит где-то. Правда, и его самого тоже никогда не встречал.
— Ага, дык потому и не встречал, что еще одна твоя пьяная фантазия!
— Что значит «еще одна»?
— Ну, блин, клянусь хвостами моего троюродного дядюшки, у которого их было никак не меньше четырех! Великий Антор, бессмертный Фингал — тоже твои глюки!
— Не-а, — помотал головой Лем, — не-а. Великий Антор недавно тут побывал, меня за собой пытался утянуть.
— Ага, ну да, конечно, он же уже матерьялизовался давно!
— Хм, как дурак… — Ровуд озадаченно воззрился на Лема. — Так ты что, гермафродитик наш, уже и мыслями рожать научился?
Поэт схватился за голову. Алкс зарычал на Ровуда, но тот, ухмыляясь уткнулся в пустую кружку. Серот крякнул, отчего столик подпрыгнул, и вернулся в излюбленую позу.
Я хмуро посмотрел на квелого дракона, на собутыльников, опять начавших чесать языки по поводу и без повода, и решил, что пора уходить. Тем более, что надо попасть на корабль по любезному приглашению Антроха, пока тот не вернулся повторять его, а заодно и менестреля своего прихватывать. Не могу больше видеть лицо Лема — и хотя на корабль он вряд ли пойдет, но вдруг Антрох решит, что судьба племени все же важнее судьбы мира…
Смутно ощущая, что забыл нечто важное, я поднялся, раскланялся и отбыл наверх. Меня проводили небрежными кивками, только Алкс соизволил произнести напутствие. Впрочем, я не обиделся, поскольку Лем, Ровуд и Серот были уже заняты спором по поводу действий ровудовских предков — где же все-таки рожали поэта-похабника. Лем умудрился как-то задеть чувства собеседника, и тот угрожающе навис над менестрелем.
— Не бей меня! У меня жена, дети…
— Что, серьезно? — озадачился Ровуд.
— Ну… Только наполовину, — сразу помрачнел Лем.
— Как так?
— Жены нет, дети есть.
— Как это может быть?
Следующая фраза Лема прозвучала как-то даже с жалостью по отношению к слабоумному верзиле:
— Не знаю, вот. Сами как-то появляются…
Жуля сладко сопела во сне — видимо, не выспалась со вчерашнего. Я полюбовался на нее, и меня тоже потянуло прилечь. Оглядев комнату и придя к выводу, что сборы займут от силы десять минут, я решил немного покемарить. Спустившись снова вниз, велел мальчишке-слуге разбудить нас спустя часа два, вернулся и пристроился рядом с девушкою…
Корчму мы покидали немногим после обеда, который в Габдуе приходился на время, когда в прочих местах принято нежить пузо на солнышке в предвкушении ужина. То есть солнце уже начало клониться к закату, но день еще был в разгаре. Я прикинул, и получилось, что мы как раз успеваем на судно.
Сердечно распрощавшись с хозяйкой корчмы, щедро — ну как же, если деньги в кармане сами появляются! — расплатившись за постой, обменявшись несколькими словами с хмурым, словно бы с похмелья, Андро, мы с Жулей подхватили котомки, воссели на бодрых лошадушек и отправились в порт. Вернее, отправилась Жуля, я же следовал за ней, ибо так и не удосужился узнать его месторасположение. Поэты, драконы и горцы в поле зрения не появлялись, отчего я рассудил, что они либо отдыхают после вчерашнего и сегодняшнего отдыха, либо бродят по городу — а в таком случае их не достать, либо уже убрались восвояси — а тогда их тем более не найти.
Габдуй открывался во всей своей многоликости. Жуля старалась выбирать путь попросторней и почище, но за внешним лоском то и дело проглядывали грязные переулки, обшарпанные стены, старые, хотя в основном прочные, дома… Удивительно, как я этого не замечал ранее? Хотя… Все верно, первое впечатление оказалось внешним, поверхностным, как обычно и бывает. Лишь после некоторого времени начинаешь воспринимать вещи, прежде скрытые внешним лоском.
Когда воздух, наполненный ароматами грязных улиц и близкого моря, стал заметно свежее, заблагоухал рыбой, я стал выискивать впереди портовые строения, однако ничего не увидел, хотя дома пошли более официальные, а значит — ухоженные.
Глава 25. «Принцесса Жюльфахран»
— Ну, твой Боливар выдержит пока что и двоих, — ответил жизнерадостный Боб.
Порт открылся внезапно. Свернув в очередной раз вправо, дорога влилась в большую площадь, на которой развернулся рыбный рынок. Здесь торговали всевозможными дарами водной стихии, и оставалось только сожалеть, что нужно торопиться… На другой стороне площади за солидным ограждением находились доморощенные механизмы, лебедки, небольшие подъемные краны, слаженные в основном из дерева.
И по всей ширине берега — насколько хватало глаз — стояли суда. Большие, средние, маленькие, очень маленькие… И несколько очень больших — вероятно, издалека, они сильно отличались друг от друга во всем, кроме величины.