Мечи Эглотаура. Книга 1

— Да! Да! Кхааа…

Я огляделся, пытаясь понять причину паники. Все отводили глаза, чтобы не встретиться со мной взглядом; тогда я поспешно уткнулся в кружку носом и минуты две сопел, выцеживая из нее эль. Снова подняв голову, я увидел, что народ успокоился, Кахтугейнис прокашлялся, и только изредка кто-нибудь бросал на меня настороженный взгляд. Несколько человек, правда, спешно покинули трактир, но это уже их проблемы…

— В чем дело, господин Охара? — спросил я. — Что вас так напугало?

Кахтугейнис сердито возразил:

— Кавалера Сребряного Кленового Листа не так-то просто напугать, юноша, поэтому постарайтесь выбирать слова. Иначе можно и шпагу в сердце схлопотать.

— Простите, баро… господин Охара, — смутился я. И вправду, мы ж в столице, здесь нельзя пренебрегать этикетом и ритуалами. — Что вас в моих словах так насторожило?

— Хм… Одно лишь упоминание места, как вы заметили, любезный Хорс, способно вогнать в ужас каждого второго обитателя Райа. Да и не только Райа — во всем Тратри боятся и опасаются его.

— Места?

— Правильнее было бы сказать — замка, однако и прилегающие к нему парк и лес издревле называют так же. Собственно, это место является частью столицы, однако ввиду неких неуловимых и необъяснимых традиций считается едва ли не враждебным государством.

— Неужели? Вы меня окончательно заинтриговали. Чем же замок заслужил подобное мнение?

— Это очень старая история… Впрочем, вы наверняка уже слышали легенду про Харта — Императора Эльфов, проклятого и отверженного сначала своим народом, потом остальными, а в конце концов — и самим собой?

— Вообще-то, эта часть истории мне неизвестна, — пробормотал я. — Я не знал, что его, оказывается, прокляли все, кому не лень… Однако да, легенду я слышал. И что же?

— В замке, являющемся сердцем этого места, прошли последние дни Харта. Согласно одной из версий, разумеется. Другие гласят самые разные варианты, вплоть до того, что Харт до сих пор жив и замурован в подвалах замка. Но все легенды сходятся в одном — что памятник, выстроенный умерщвленному брату, стал роковым в судьбе Эхартиэля. И все же ни одна достойная доверия история никоим образом не доносит до нас сведения о том, когда и как рок настиг Харта. Многие поздние доработки пытаются заполнить этот пробел, но то лишь фантазии. Впрочем, лучше и точнее поведают лишь историки. Вам бы познакомиться со знаменитым Серотаем Федферовани, вот ему ни один другой историк даже в подметки не годится. Только где ж нынче носит неугомонного дракона…

— Я знаком с ним. Не далее как вчера имели продолжительную пьянку…

— О, так господин Федферовани в Райа? — оживился барон.

— Увы, нет, — мрачно ответил я. — Остался в Габдуе. Вместе с господином Лемом. Менестрелем.

Барон кивнул.

— Лемона Деодери в Тратри даже младенцы знают. Почтеннейший поэт и актер. Вы еще не видели его знаменитых «Бесед в преддверии беды»?

— Нет. Хотя я слышал много других сочинений, например, про великого Антора…

— Это не то, — отмахнулся барон. — Бессмертие господин Лемон сделал себе именно «Беседами». О, лишь мастер может исполнять подобное во всей полноте смысла. Каждое слово, каждое движение выверено. Интонации — ключ к пониманию, но даже движение пальца важно. Нет, милейший, если вы не увидите пьесу, считайте, что утратили нечто великое. Я слышал, правда, только о трех выступлениях автора, одно имел счастие зреть собственной персоной… Лемон после этих представлений месяцами отлеживался. А другие актеры, хотя и могут воспроизвести почти все, что требуется для полной передачи эмоций и смысла, но… все же чего-то им не хватает. Может быть, долгой жизни, коею господин Деодери оказался не обделен? Не знаю, не могу сказать, увы…

— Господин баро… Охара…

— Да ладно, — махнул рукой Кахтугейнис. — Чего уж там.

— Хорошо. Господин барон, не уводите разговор в сторону. То, что Лем — величайший менестрель современности, я уже знаю, он мне все уши прожужжал. Мы говорили об Эг… об этом месте. Или местности, не знаю уж, как будет правильней.

— Да. Вы правы. Простите. Так вот. С замком связана не одна сотня жутких, омерзительных, таинственных, страшных и просто пугающих историй, которые по большей части являются досужим вымыслом или бредом сумасшедшего. Как, скажем, того же Ровуда, менестреля, носящего заслуженное прозвище «как дурак».

— Да, знаком, — кивнул я.

— Со всеми-то вы перезнакомились, — усмехнулся барон. — Однако, как обычно и бывает, часть историй все же реальна. Или реальна частично. И это уже не то что настораживает, а пугает на самом деле.

Кахтугейнис подался вперед, состроив заговорщицкую мину, и я машинально повторил его движение. Бдрыщ без какого-либо яркого выражения на лице смотрел на нас, и я поневоле позавидовал ему: ни забот, ни хлопот.

— Некоторые смерти, настигшие побывавших внутри замка, были ужасны. Об этом говорят останки несчастных, найденные много позже в окрестностях. Другие смерти, возможно, были ужасны не менее, о чем, однако, не могут рассказать даже останки, ибо таковых не найдено.

— Какие останки, какие смерти? — не понял я. — Кто и зачем лез туда?