Мечи Эглотаура. Книга 1

Как сказал когда-то поэт,
Если бы мог —
Я достал бы тебе звезду с небес.
Если бы мог —
Подарил бы тебе бескрайний лес.
Если бы мог —
Построил бы в нем дворец —
Для наших с тобою сердец.

Но где же ты? Кто ты? Не вижу тебя…

Я странствую в грезах, надеждой любя,
Живу в ожиданьи, мечтами соря,
Себя за хмельные минуты коря.

В грезах года —

Влюбленный в шальную мечту,
Всюду, всегда —
Память о будущем чту.
И никогда
Тебя за миф не сочту,
Представляя твою красоту.
В мороз и зной —
Всегда с тобой.
В глуши лесной,
В глуби речной,
В стране морской,
В немой покой,
В жестокий бой —
Я раб бессменный твой.

Но где же ты? Кто ты? Я знаю тебя,

Но странствую в грезах, надеждой любя.
Живу в ожиданьи, мечтами соря,
Себя за пустые минуты коря.

Вечно ищу

Небесный земной идеал.
Рыщу, свищу —
Полмира уже обыскал.
И — отыщу,
Хотя бы и путь преграждал
Тот, что любви все тревоги познал,
Тот, что в немилость Создателя впал…
И коль не буду хладный труп,
Тебя обретши, подойду
И две руки твои в свои возьму я.
А лишь коснусь губами губ —
И в смерче сгину, пропаду
В неистовом любовном поцелуе…

Глава 11. Человек гор

Еще водится в том краю множество грифов, больше, чем в других местах; одни говорят, что у них перед туловища орлиный, а зад львиный, и это верно, они и впрямь так устроены; однако туловище грифа больше восьми львов, вместе взятых, и он сильнее сотни орлов. Гриф, разумеется, может поднять и унести в свое гнездо лошадь с всадником или пару волов, когда их в одной упряжи выводят в поле, так как когти на его лапах огромные, с туловище вола, из когтей этих изготовляют чаши для питья, а из его ребер — луки…

Джон Мандевиль. «Путешествия»

Проснувшись наутро, я некоторое время рассеянно гладил Жулю по голове, осмысливая случившееся. Потом заметил, что девушка смотрит на меня, и в ее взгляде застыло тревожное ожидание: что будет, не решит ли Хорс, что прошедшая ночь — лишь минутная прихоть, секундное развлечение? Я улыбнулся Жуле, обнял ее и поцеловал. Тревога и неопределенность сразу исчезли из карих глаз возлюбленной… Карих?! Они же черными были! Ладно, оставим это…

Время шло незаметно. Усталость не приходила, мы снова набирались сил, обмениваясь ими друг с другом и отдавая обратно. Даже есть не хотелось. Хала возмущенно пофыркивала в своем углу, обделенная вниманием Пахтана, но нам до нее не было особенного дела.

Однако утро заканчивалось. Приближался полдень. Скоро прилетит Рухх, и нужно будет выметаться прочь.

Я первый выбрался из пещеры и ахнул. От вчерашнего белого великолепия не осталось и следа! Снег не сошел, нет, по крайней мере не весь, но оставшийся покрылся грязными пятнами, темными разводами. Я зачерпнул пригоршню из ближайшего сугроба, и на руке осталось черное пятно. Это оказалась сажа. Откуда здесь сажа?

Жуля все поняла сразу.

— Вулкан просыпается, — сказала она.

— Вулкан? Ах да, — я вспомнил курившуюся вершину, которую мы миновали недавно. Как некстати.

— Это вулкан Мурфи, — пояснила Жуля. — Он самый непредсказуемый из вулканов. Может поплевать немного огнем и надолго замолкнуть. А может внезапно залить все вокруг лавой. Ученый Аблох Мурфи когда-то давно исследовал его особенности и пришел к выводу, что от вулкана можно ждать только неприятностей. В том смысле, что его наиболее опасные судороги происходят в самое неподходящее время. Потому вулкан и назвали именем ученого. Мурфи сам был непредсказуемым.

Жуля огляделась.