Мечи Эглотаура. Книга 1

Лем лениво выслушал речь, одобрительно кивая головой. Потом вдруг вплотную придвинулся к сержанту. До меня дошел жуткий запах перегара, но сержант, которому пришлось гораздо хуже моего, даже не поморщился.

— Знаешь, кто я? Не знаешь? Я — Лем. Меня каждая собака знает. Так что не буянь и иди с миром. А этих… граждан оставь мне.

— Сэр, я не собака. Если вам лестно, что собаки отзываются о вас каким бы то ни было образом, меня это не касается. Я выполняю приказ. Если вы будете продолжать мешать, мне придется арестовать вас за причинение препятствий муниципальной страже.

— Хм… — Лем, похоже, озадачился. Потом внезапно посерьезнел и сказал: — Ладно. Не хотел этого делать, но выбора, похоже, нету. Отойдем, сынок.

Поэт отвел сержанта в сторону и, покопавшись за пазухой, достал какой-то невзрачный предмет. Сержант внезапно вздрогнул, побледнел и вытянулся в струнку. Я удивился.

— Да, сэр! Есть, сэр! Так точно, сэр! — отрапортовал вояка и развернулся. — Сл-лухай мою команду-у! По дома-ам — шага-ам… арш!

Отрядик мгновенно разбежался. Сержант повернулся к Лему.

— Готово, сэр.

— Хорошо, можешь идти… Погоди. Как звали того офицера?

— Фингонфиль Уриэль, сэр.

— Можешь идти.

— Есть!

Сержант исчез. Лем повернулся к нам, разинув рты наблюдавшим за сценой.

— Вот так приходится вызволять друзей. В душе он неплохой эльф, но больно уж зазнается… Ба, Алкс, ты ли это? Сколько лет, сколько зим! Я и не узнал тебя сразу. Как дела, Фариарчик?

— Плетутся, — ответил горец. — Я тоже рад видеть тебя, Лемище.

— Лемище… — пробормотал я. — Ну надо же.

— Как там Серот?

— Как же ему быть! Пьянствует. Постоянно кумарит. Здесь, в Кму, он какую-то новую отраву нашел, сейчас целыми днями балдеет с ней. Говорит, куда лучше любого самогона. Я попробовал — такая гадость, полчаса блевал. Серот говорит, ее не пить, ее курить или колоть надо, но я таким снадобьям не верю. От них потом мигрень. Так и спорим. Серот, как накумарится, болтливым становится просто до безобразия… А как там поживает батюшка батюшки батюшки твоего батюшки… Проклятье, никак не могу запомнить. Ну, в общем, тот, который пятьдесят галок слопал?

— Здравствует, что ж ему станется. Только он не пятьдесят галок слопал, а сорок сорок поглотил без роздыху, — мягко поправил Алкс.

— Без разницы, — махнул рукой Лем. — Поглотил, проглотил… Что в лоб, что по лбу — все равно яичница. Но чего это мы тут стоим? А пошли-ка купим себе немножко самогону да пообедаем…

— Ты говорил, что самогон уже готов, — засомневался я.

— И то верно! Значит, пойдем нажираться уже готовым.

Жуля сморщила губки.

— Ах, как нехорошо…

— Ничего, леди, вам мы тоже нальем.

— Ах, ну тогда ладно. После такого перехода через горы следует хорошенько отдохнуть.

Я просто потерял дар речи от такого заявления. Лем крикнул парнишку, велел ему позаботиться о лошадях и во главе шумной веселой компании ввалился в кабак. Я же, растерявшийся и скорбно молчащий, замыкал шествие.

Внутри было сильно накурено. Посреди небольшого уютного зала освободили от столов пятачок, в котором, используя два стула как подставки для хвоста и ног, развалился Серот. В когтистой лапе своей он держал большую кальянную трубку, на полу стоял замысловатой формы бидон. Серот тряс бидон, шумно вдыхал дым и с шумом же его выдыхал, каждый раз наполняя пространство вокруг себя непроницаемой пеленой. Мне показалось было, что кальян нужно курить не так, но вспоминать дальше не стал, зная уже, что ничего из этого не получится.

Дракоша поднял другую лапу, в которой сжимал большую полупустую бутыль, и помахал нам.

— Ага, вот и Хорыс! И Джжуля! Ба! Кого принесло! Достопоштенный Алкыс Франфариар, наше вам с кисточкой! Ух ты! И Лем с вами! Где вы его откопали, признайтесь?

— Серот, — упрекнул поэт, — я ж только что вышел. Не помнишь, что ли?

— Токо што? Правда? Не. Не помню. А на фиг ты выходил?

— Так Хорс же приехал!

— Ага! Хорыс! Здравствуй, дарагой! Тебе чего-нибудь остренького, национального?

— А кинжял в задницу хоче? — машинально отозвался я. Серот заржал.

— Ага, во! Наш чялавек! Гарячий кров, да!

Дракоша приложился к бутылке и высосал четверть. Рыгнул. Лем едва успел отскочить, как пламя опалило стенку за тем местом, где он только что стоял.

— Серот, алкоголик, бродяга, наркоман, саботажник, террорюга…

— Ага, ну не заводись. Шо я, пошутить не могу?

— За такие шутки в зубах бывают промежутки! И в клыках тоже! — Лем не на шутку взъярился, я еще не видал его таким рассерженным. — Смотреть надо, куда рыгаешь!

— Лем, дружишче, а ты сам смотрышь, кудыть рыгаешь, когдыть рыгаешь?

Лем озадаченно смолк.

— Ага, вот, — захохотал дракоша. — И тя, значить, можжа ошчеломить!

Поэт возмущенно посопел, потом повернулся к нам.