Мечи Ланкмара. Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Книга 2

– Услышьте, атомы-малютки, что бурлят в морях морозных… Услышьте, духи холодов, и ответьте: «Я готов»… Отыщите-ка суда, что плывут туда-сюда, и заставьте двух героев биться до смерти на море. Ледяной поток крадется, в Ледяной вливаясь Ад, а мингольские отряды храмы рушить норовят. Если двое разгадают хитрость замыслов моих, вы, невидимые духи, сами уничтожайте их! Вы крушите их суда, вы дробите их тела, плоть их в клочья разнесите, подвиг этот совершите! А закончив дело тьмы – погасите солнце вы!

И со змеиной ловкостью Существо обернулось вокруг себя и прикрыло черным железным колпаком мягко светящийся солнечный диск, окруженный водяными стенами, погрузив тем самым внутренность сферы в абсолютную темноту, хихикая при этом и хрипло шепча:

– И все эти великие боги начнут ныть у себя на небесах, взывая к солнцу… боги, тоже мне! Обычные хвастуны! Кхахкт никогда не хвастает, он действует!

У основания грот-мачты «Бродяги» Серый Мышелов схватил Пшаури за горло, но сдержался и не стал трясти его изо всех сил. Из-под окровавленной повязки, охватывавшей его лоб, бледный капрал с вызовом уставился на Мышелова.

– Неужели одного легкого удара хватило, чтобы все твои мозги вытекли наружу? – прорычал Мышелов. – Почему ты зажег этот огонь, ты же выдал врагу наше местонахождение!

Пшаури поморщился, но продолжал твердо смотреть в глаза капитану.

– Ты сам это приказал… и ты не отменял свой приказ, – упрямо произнес он.

Мышелов плюнул, но вынужден был признать правоту капрала. Этот дурак повиновался, поскольку был совершенно не в состоянии рассуждать самостоятельно. Ох уж эти солдаты, с их слепой преданностью дисциплине, а в особенности отданному приказу! Но самым поразительным сейчас кажется то, что еще вчера этот послушный идиот был вором-грабителем, порождением предательства, ложи и тупого самомнения. Мышелов снова с сожалением признался себе, что ему действительно следовало отменить приказ, что было бы вполне логично, и сделать скидку на глупость человеческую, а в особенности – подумать о том, что намеревался сделать этот дурак, когда полез на мачту во второй раз. Пшаури по-настоящему еще не пришел в себя после удара по голове, бедняга, поэтому он сразу швырнул в море крюк и фонарь, когда Мышелов заорал на него снизу, с палубы.

– Ладно, – ворчливо бросил он, разжимая пальцы. – В следующий раз – если он будет – подумай, прежде чем что-то сделать. Попроси у Урфа маленькую чарку белого бренди. Потом иди вперед, встань на вахту вместе с Гэвсом… я хочу удвоить посты на корме и на носу.

С этими словами Мышелов принялся сверлить взглядом неподвижный туман, одновременно вслушиваясь в малейший шорох и с горечью и тревогой размышляя о природе охватившего Фафхрда безумия и об огромном как гора корабле, который он построил, купил, реквизировал или даже каким-то образом получил от Нингобля либо другого волшебника. Или волшебников? – корабль был достаточно велик и таинственен, чтобы оказаться творением нескольких супермагов! Возможно даже, это переоборудованная плавучая тюрьма из заиндевевшего Но-Омбрульска. Или, что было бы хуже всего (мысль, рожденная страхами Урфа из-за исчезновения гигантской лопасти весла), этот корабль был творением Кхахкта и неким связующим звеном между этим чернокнижником и безумным Фафхрдом?

«Бродяга» едва тащился вперед, гребцы лишь удерживали его в движении. Мышелов незадолго до того приказал экономить силы.

– Три склянки, – послышался мягкий голос Урфа.

Скоро рассвет, подумал Мышелов.

Пшаури едва успел добраться до носа судна, как раздался его крик:

– Чистая вода прямо по курсу! И ветер!

Туман разлетелся в клочки и, кружась в морозном воздухе, отступил за корму. Недозревшая луна коснулась западного горизонта, но еще лила зловещий белый свет, в то время как к югу от нее в небе висели редкие звезды. Как-то это неестественно, подумал Мышелов, ведь лунный свет должен был скрыть их. Он посмотрел на восток – и едва не задохнулся. Над низким покровом тумана, освещенным луной, небеса были темнее, чем обычно, и там ночь была беззвездной, и при этом точно на востоке туманный покров отсвечивал серебром чернейшей черноты, чернее, чем может быть любая ночь, как будто черное солнце, вставая, бросало свои темные лучи, мощные и живые, как свет, – нет, это было не просто отсутствие света, это было нечто враждебно-противоположное ему. И казалось, что именно из центра сгущающегося серебра, вместе с могущественной тьмой, тянулся холод, более злобный и совсем не похожий на тот режущий юго-западный ветер, что свистел в правое ухо Мышелова.

– Судно по правому борту! – визгливо выкрикнул Пшаури.