Мечник. Око Перуна

– Рад, как не рад. Заходи. – Хозяин пошире отворил ворота, пропуская широкоплечего гостя.

– Рассказал бы мне кто-нибудь в молодые годы, что я к тебе в гости приеду, а ты мне рад будешь, так я бы не поверил.

– И я бы не поверил. Да вот видишь, как жизнь-то поворачивается… Коня вот тут привяжи, к столбику. Сейчас ему корма задам. Видишь, совсем одичал я. Все самому приходится. Так что разносолов не жди. Нет разносолов. Сам как живешь?

– Да все та же история. Теперь не то, что раньше. Видимо, скоро уж совсем помирать.

– И не говори.

– Так чего уж тут: кряхтим пока. Живым в домовину не ляжешь.

– Твоя правда.

– Кваску, что ль, налить тебе?

– А пива нет?

– Нет пива.

– Вечно у тебя, старик, пива нет.

– Ты-то у нас, одноглазый, прям в молодцы заделался? Вон, борода-то пол метет. Тоже мне, молодчик! Так будешь квас?

– Буду, куда деваться, раз пива нет. Усы вон за пояс уже заправляешь, а пива не научился для гостей припасать.

– Не ворчи.

– А я и не ворчу.

– Вот и не ворчи. Слушай, а у меня вроде мед еще стоит где-то. Поискать? Мед будешь?

– Буду, конечно. Помню, славный у тебя был мед.

– Да нешто ты пробовал мой мед?

– А как же, пробовал, конечно, али забыл?

– Ничего я не забыл. А меда ты моего не пробовал.

– Пробовал.

– Не пробовал.

– Пробовал. Забыл, как сам на радостях угощал всех, когда князь Олег Царьград взял? Пир у тебя был. Так я же был на том пиру. Славное угощение было.

– А и точно, запамятовал. Было. Славный был пир.

– Славный.

– Так где мед-то, наливай.

– Сейчас, обожди, поискать нужно.

Хозяин полез в темную кладовочку и извлек из дальнего угла объемистую корчажку. Поставил на стол две глиняные кружки. Налил.

– Твое здоровье!

– Твое здоровье!

Хозяин и гость дружно выпили. Гость отломил от каравая кусок, обмакнул в солило и со смаком принялся жевать.

– Вкусно.

– Сам пек. А говорят, ты только медами и жив?

– Врут.

– Врут?

– Ну, почти.

– Значит, не зря я возился. Не поверишь, хлеб выучился печь. Вот прям этими самыми руками!

Хозяин протянул широкие, как лопаты, ладони.

– Голь на выдумки хитра. – Сказав это, гость громогласно захохотал, разглаживая роскошные седые усы и обнажая крепкие белые зубы. От смеха у него брызнули слезы.

Хозяин смотрел на гостя поначалу несколько обиженно. Но гость смеялся столь заразительно, что и хозяин не удержался: грянул так, что цветные стеклышки в оконцах зазвенели.

– Знаешь, Перун, а я ведь к тебе по делу.

– Я знаю, Один, ты просто так не приходишь.

Тот, кого хозяин назвал Одином, достал из-за шитого золотом пояса бронзовое зеркальце. Потер о штаны полированную поверхность, поймал солнечный зайчик и направил на стену. Поначалу на стене было видно лишь пятно света. Но постепенно стали прорисовываться очертания города, стоявшего посередь озера, блестящей воды и темных берегов.

– Узнаешь?

– Как не узнать! Китеж.

– А что в нем творится, знаешь?

– Твой Харальд сам виноват.

– Чем же он виноват?

– Во-первых, незачем ему было в леса эти идти. Ну и до золота жаден оказался – вот и попался.

– Попался, может, и за дело. Но, может, по старой дружбе уступишь мне?

– По старой дружбе?

– Ну, не по дружбе, так по знакомству давнему. Я в долгу не останусь. Сам знаешь: не Харальда, так другого Ярицлейв-конунг пошлет.

– Плевал я на твоего Харальда. Нужно, так забирай.

– Как же я его заберу, когда он в Китеже в порубе сидит?

– Не знаю, не моя печаль.

– А что твоя печаль?

– Как город уберечь?

– Никак не убережешь, узнал уже князь киевский. Не отступится теперь.

– Сам знаю…

– И что думаешь?

– Уводить нужно людей.

– Как? Куда?

– Не знаю.

– А я знаю. Вот смотри. – Один повернул зеркальце, и картинка на стене сменилась. С крепостной стены в черную полынью летел худенький паренек.

– Знаешь, кто это?

– Знаю. Это Доброшка, сын летославльского сотника. Пред лицом Нового именуется Константином. То есть Постоянным. А чего в нем постоянного? Смешные у этого Нового имена. Глупые.

– Не можешь ты им забыть, что во славу Нового теперь служат. А ведь все ж одно кровь твоя.

Хозяин ничего не ответил. На щеках его заиграли каменные желваки. Гость откинулся в кресле и отломил от каравая новый кусок:

– А я проще отношусь.

– Твое дело.

– Верно. А знаешь, почему этот твой Доброшка в ледяной воде купаться задумал?

– Он не мой.

– Ох и суров ты, Перун. Как же не твой, когда он чуть чего за обереги хватается?

– Ладно, мой или не мой, не важно. Что сказать-то хотел?

– Не жалко?

– С каких это пор, Один-конунг, ты жалостливым стал?

Гость усмехнулся:

– Твоя правда. Жалость мне не знакома. Но если этот малец сейчас пойдет ко дну, то и Китеж твой, и Ворона, и Илью, и, самое главное, Харальда моего – всех демоны смертные заберут. А я с Харальдом хотел еще эля выпить в Асгарде.

– Откуда знаешь?

Один вместо ответа пощелкал по бронзовому зеркальцу.

– Доброшка твой еще только подплывает к Китежу. Это зеркальце кажет то, что было, кажет то, что есть, и кажет, чему быть. Или не быть. Совсем поменять то, что предначертано, даже мы не в силах. Но можно подправить. Иной раз даже стрелу или клинок отвести можно. Хотя, сам знаешь, непросто это. Но тут-то – пустячное дело. Пошли кого-нибудь дельного, добром прошу.