Мечников

В архивах одесского генерал-губернатора сохранилась политическая характеристика Ильи Ильича Мечникова, профессора Новороссийского университета: «Человек крайних убеждений, невозможный ни в каком учебном заведении». Ученый, к которому относились эти слова, заявлял, что он далек от политики, что, кроме науки, ничего на свете его не интересует. Чем же заслужил он репутацию человека «крайних убеждений» и почему над ним нависла угроза удаления из университета? Революционером он не был и не принимал участия в многочисленных кружках, ставивших своей целью борьбу с самодержавием. Его передовая наука, его активная деятельность по собиранию прогрессивных сил русской науки под сенью Новороссийского университета, его правдивое слово в защиту права студенчества на человеческое существование — вот что озлобляло против Мечникова правительственные круги.

«Партия» Мечникова

В центре Одессы, в многоэтажном доме жил Илья Ильич Мечников. За городом, на Молдаванке, только что поселился недавно приехавший из Киева друг Ильи Ильича — Александр Ковалевский. Завтра должна состояться его первая лекция в университете, а сегодня нового товарища в профессорском кружке Мечникова вводят в курс университетских дел. Друзья сидят в одной из комнат квартиры Ковалевского, в которой навалены привезенные, но еще не распакованные сундуки и ящики.

Мечников заметно осунулся, лицо его покрылось темным загаром. Борода и длинные волосы на голове выцвели на солнце и отливали красноватым оттенком. Добрые, внимательные глаза ласково смотрели на друга. Илья Ильич продолжал начатую мысль:

— Страсти продолжают накаляться. Гнусный еврейский погром в дни пасхи был явно подготовлен властями. Студенты волнуются, не прекращаются сходки в кухмистерской. Не так давно был исключен из университета талантливый студент Лев Карачунский за то, что он посмел самовластно разносить подписные листы для сбора пожертвований в пользу голодающих студентов. Студентам не разрешают собираться. Невинную пирушку, концерт, групповое чтение книги объявляют крамолой. И студенты вынуждены, вместо того чтобы спокойно посещать лекции, протестовать на сходках. Как же, дорогой Александр Онуфриевич, учить молодых людей зоологии? Ко мне и Ивану Михайловичу студенты идут за защитой от свирепых инспекторов, и не помочь им нельзя. Завтра сами увидите, с кем нам приходится здесь жить и работать.

На кафедре богословия университета служил старый протоиерей. Он не вмешивался в университетские дела, и все уважали корректного и умного священника. Свой пост батюшка покинул из-за преклонных лет, а на его место поступил молодой священник, решивший, что его призвание не только в преподавании богословия, но и в слежке за всем, что происходит в университете. Священнослужителю надлежит следить за тем, в какой мере преподавание наук соответствует православию. С такими намерениями ревнивый хранитель закона божьего отправился на первую лекцию Ковалевского. Каково же было его негодование, когда он услышал из уст нового профессора зоологии, что человеческий род находится в родстве с обезьянами! Новый профессор оказался еретиком, завзятым дарвинистом. Батюшка вскочил со своего места в аудитории и потребовал немедленного прекращения лекции. Смущенный Александр Онуфриевич не успел и оглянуться, как три студента вежливо взяли священника под локти и вывели из аудитории, уверяя, что батюшке стало дурно и нужно немедленно его отправить домой и уложить в постель.

Разбушевавшийся священник, оставшись в коридоре, кричал, шумел, угрожал доносом министру на профессора-еретика. Подоспевший Илья Ильич пытался успокоить батюшку тем, что «дарвиновской ересью» заражены все зоологи.

Вне службы друзья Мечникова обычно собирались по вечерам в доме профессора Умова, выдающегося русского физика. В автобиографических записках Ивана Михайловича Сеченова остался живой рассказ о кружке, группировавшемся вокруг Ильи Ильича Мечникова:

«Соединительным звеном — салоном кружка — стала квартира Умовых. Хозяин, кроме утонченной любезности, оказался завзятым хлебосолом; хозяйка представляла элемент сердечности; я имел значение еще не совсем состарившегося дядюшки, а душой кружка был Илья Ильич Мечников. Из всех молодых людей, которых я знавал, более увлекательного, чем молодой Илья Ильич, по подвижности ума, неистощимому остроумию и разностороннему образованию я не встречал в жизни…

Одной из утех кружка была его способность ловко подмечать комическую сторону в текущих событиях и смешные черты в характере лиц, с удивительным умением подражать их голосу, движениям и манере говорить. Кто из нас, одесситов того времени, может забыть, например, нарисованный им образ хромого астронома, как он в халате и ночном колпаке глядит через открытое окно своей спальни на звездное небо, делая, таким образом, астрономические наблюдения; или ботаника с павлиньим голосом, выкрикивающего с одушевлением и гордостью длинный ряд иностранных названий растительных пигментов.

Все это Мечников делал без малейшей злобы, не будучи нисколько насмешником…