Мечта

— Машенька, — нежно так обратился, за плечо взял и к себе лицом повернул.- Машенька, ты же понимаешь, что так продолжаться не может. Это для всех плохо, и для сына нашего в первую очередь. Ведь он чувствует тебя, как никто, вы же одно целое с ним. А ты ему неразумному столько страхов передаешь. И у тебя самой откуда столько? Все ж хорошо, посмотри вокруг себя, видишь же. Нам с тобой хорошо вместе. Мы любим друг друга. И Сережа вон какой чудный. Все прошло, родная, все позади. Будут еще и неприятности в жизни, и приятности, все будет. Но мы вместе и справимся. Зачем замыкаться в четырех стенах? Зачем самой себя есть и бояться собственной тени?

— Это не я, Володечка. Это смерть.

— Что?! Что за новые глупости?!

— Ничего ты, Володечка, не понимаешь. А я поняла. Вот рождается человек, а с ним вместе рождается его жизнь и его смерть. Они находятся в равновесии сначала. А потом, если ребенку рады, его любят, то побеждает жизнь. И ее становится все больше и больше. С радостью, с улыбкой, с познанием окружающего — жизнь усиливается. Ну это как бы две субстанции в одном сосуде, понимаешь. Одна светлая, а другая темная. И смотря, как идет по жизни, так та и увеличивается. Вначале жизнь. Потому, что пока ты мал, и беспомощен и любим родителями — жизни больше. А потом когда человек растет и взрослеет, у него все больше и больше разочарований, и вот тут начинает поднимать голову темная субстанция смерти. Но жизнь напитанная родительской любовью и теплом пока побеждает. Каждая же новая обида и каждое разочарование, болезнь, горе, все взращивает темноту внутри. И иногда она поглощает тебя целиком и кажется, что все, что это конец. Понимаешь? Вот и меня она поглотила. Раньше я боролась, у меня была цель, но столько всего творилось со мной, что смерти во мне теперь много больше чем жизни. И я ничего не могу с этим поделать. Так что прими меня такой какая есть, Володечка.

— Да я принимаю, тебя чуднуʼю такую, какая ты есть, и люблю тебя такую же. Но разве наша с сыном любовь не питает твою светлую субстанцию?

— Питает, потому я и жива, наверное.

— Фантазерка ты моя!

С этими словами он сгреб меня к себе и ласкал мое тело. А я отдалась своим ощущениям — мне было так хорошо, что моя душа очищалась, и раскрывалась для любви. Ведь мы в это время были единым целым и его светлая субстанция объединялась с остатками моей, и ее становилось все больше и больше.

Господи, как же мне хорошо с ним! Даже сын мирно спал в своей кроватке и нам не мешал. С утра настроение было лучше. Как все-таки хорошо, что мой мужчина не осуждает меня, а стремиться понять.

Правда к обеду опять навалилась тоска, а как Сереженьку спать уложила так вообще, хоть на стены лезь.

Но совершенно неожиданно домой вернулись Володя с Федором. Я накрыла на стол обед разогрела, так как готовить собиралась только к ужину. Сама с ними села. (Володя настоял). То, что я услышала вызывало столько вопросов, и ответов на них пока не знал никто. Оказывается всплыла часть денег, которые мы заплатили за выкуп. Кто-то принес их в банк. Конечно его тут же арестовали. Но мужчина объяснял, что получил деньги совершенно легально продав квартиру в Москве. Покупатель с виду был приличный и деньги подлинные. Так утверждал задержанный. А откуда у покупателя деньги ему знать откуда. Документы на месте все.

Вот вроде и информации на грош. И Костю не нашли вовсе. Но я так обрадовалась. Ведь сдвинулось все с мертвой точки. Вот найдут Костю. И я почувствую себя свободным человеком. И все мои страхи пройдут… или уже проходят. Потому каждый получит по своим заслугам. И если не закон накажет преступника, то Всевышний уж обязательно.

====== Возвращение ======

Ни на какой прием я не пошла. Володя там был с мамой. Про меня сказал, что просто нездоровится. А что еще говорить? Ведь никому о моих страхах слушать не интересно. Тем более его партнерам по бизнесу. Но зато у нас в доме появилось два чужих человека: одна горничная, другая няня. Я их встретила в штыки, но мой муж проявил характер и заявил, что их присутствие не обсуждается. И няня, и горничная теперь весь день крутились у меня под ногами. Вернее со мной рядом. Няне было лет тридцать, горничной под сорок. И вообще на горничную она не тянула, слишком лощенная, слишком умный взгляд, заглядывающий в душу.