Мечта

Она стояла замерзшая как ледышка, отказываясь страдать. Она не должна больше испытывать страдания ни из-за кого. Особенно из-за мужчины. Когда-то она поклялась самой себе в этом и теперь повторила эту клятву.

Потом она услышала, как часы пробили четверть. Она не должна испытывать страдания. Нет, в жизни есть и другие вещи, кроме любви. Она уже взрослая. Она свободна. Она не должна больше никогда плакать.

Она достала свое зеленое платье и начала надевать его. Ее руки дрожали, когда она прибирала свои волосы. Она поедет куда-нибудь. Поедет к Булье и будет танцевать до рассвета.

Какое это имеет значение, если кто-нибудь увидит ее и будет скандал? Она не могла больше испытывать страдания. По крайней мере из-за смерти Этьена или ухода Тома. Ей все равно. Она поедет туда, где должны быть музыка, и танцы, и руки, чтобы поддержать ее, и лица, и шум. Она должна все забыть. У нее больше не должно быть сердца, не должно быть разума. Она должна истратить всю себя в танце, сжечь себя, как в пламени.

Она вздрогнула и заскрежетала зубами. Затем она взяла свою накидку, побежала в холл, открыла дверь и помчалась вниз по лестнице.

Этажом ниже она наткнулась на Тома.

Они стояли лицом к лицу, не говоря ни слова. Лицо Тома было напряженным.

Он взял ее за руку, заставил пойти вместе с ним вверх по ступенькам и захлопнул за собой дверь.

— В это время ночи, — бросила ему Шарлотта, — ты можешь с тем же успехом уйти туда, откуда пришел.

— Ты уходила? Куда ты собиралась идти?

Его глаза наблюдали за ней, неподвижно и бесстрастно.

— Я шла куда-нибудь, дорогой мой, туда, где можно приятно провести время. Я свободна, разве нет? Я не обязана отчитываться перед тобой. Слава Богу, по крайней мере это единственное, что я приобрела, когда овдовела. Право ни перед кем не отчитываться. И, как видишь, я решила не обращать внимания и на то, что будут говорить люди.

Шарлотта изо всех сил старалась, чтобы ее слова звучали холодно и иронично, притворяясь, будто ей все равно, что он все-таки пришел и теперь стоит здесь. Она не желала замечать, насколько он бледен и какой пораженческий имеет вид. Ей казалось ненавистным это человеческое лицо, носившее следы какой-то ужасной внутренней борьбы. Она хотела ненавидеть его бледность, его ввалившиеся щеки, его глаза, наполненные почти осязаемым несчастьем. В этот момент она отвергала его. Он был нелеп, и она не чувствовала ничего, кроме презрения к страданиям, которые он перенес ради нее.

Она вызывающе уставилась на него. Если бы у нее в руке был хлыст, она бы хлестнула его по лицу изо всех своих сил. Она ненавидела его так сильно, что могла бы убить его. Когда он не двинулся, а продолжал вместо этого стоять в жалкой позе человека, потерпевшего поражение, она сказала жестоко:

— Зачем ты так смотришь? Неужели ты хочешь, чтобы я тратила свою жизнь, ожидая тебя, молча страдая в этом мрачном доме? Неужели ты думаешь, что я собираюсь умереть от тоски по тебе?

Ее глаза сверкали яростью.

— Разреши мне сказать тебе одну вещь, — горько добавила она. — Я не собираюсь больше ждать кого-либо или страдать из-за кого-либо. Я не верю в любовь. Любовь не интересует меня.

Массивная и широкоплечая фигура Тома закрывала узкий проход. Он смотрел на нее полузакрытыми глазами, его рот был жестко сжат. Он без слов знал, что творилось в ее сердце, и у него не было никаких сомнений в том, что он никогда не должен позволять ей видеть его слабость, что он всегда должен быть сильнейшим. Он должен быть сильным и безжалостным, потому что только тогда она будет уважать его. Стоит ему показать малейший признак поражения, и она истерзает его душу.

Шарлотта снова засмеялась резким пронзительным смехом, а он шагнул вперед и ударил ее, один и другой раз. Она пошатнулась и отскочила, схватившись рукой за щеку. Тома видел ее глаза, огромные и непонимающие. Не дав ей ни на мгновение опомниться, он схватил ее и сильно прижал к себе и держал так до тех пор, пока не почувствовал, что сломал ее.

Он безжалостно потащил ее по проходу. Шарлотта не пыталась сопротивляться, она покорилась без звука и позволила его сильной руке увлечь себя как гальку, подхваченную приливом. Вся ее мятежная злость и гордость растаяли в жутком пламени наслаждения, которое заставило ее полностью принадлежать ему.

Тома отступил назад и стал внимательно изучать ее лицо, держа ее за поднятые вверх локоны, — как он привык делать, когда хотел, чтобы она посмотрела на него.

— Ты принадлежишь мне, — сказал он ей сурово. — Никогда не забывай этого. Ты не имеешь права сомневаться, как ты это сделала сегодня. Нет права отрицать нашу любовь. Жизнь дала нам ее, что бы она ни повлекла за собой; и я хочу, чтобы ты приняла это, понимаешь? Я хочу, чтобы ты это сделала. Я не позволю тебе погубить наше счастье.

Шарлотта смотрела на него снизу вверх, ее глаза тревожно всматривались в его лицо.