Я накрыл ее своим телом и отвел от ее лица длинную прядь волос.
– Ты уверена?
– Более чем.
Я ни на секунду не отводил взгляда от лица девушки. Ее руки обнимали меня, крепко сжимали плечи. Я действовал так осторожно, как только мог, потому что не хотел причинить боль. Собственное дыхание казалось мне оглушительным. Бонни смотрела мне в глаза и ни разу не отвела взгляда.
Я увеличил темп, ее дыхание стало прерывистым, но она продолжала цепляться за меня взглядом.
Как же она на меня смотрела…
Пальцы Бонни гладили мои волосы, медленно и нежно. Я наклонился и стал ее целовать: губы, щеки, каждый дюйм ее лица. Когда я поднял голову, по щекам девушки текли слезы. Я испугался, подумав, что ей больно, и замер, но Бонни накрыла мою щеку ладонью и сдавленно прошептала:
– Прошу, не останавливайся.
Так что я продолжил двигаться, сцепив зубы от удовольствия, чувствуя, что Бонни тоже хорошо. По ее щекам текли слезы, губы дрожали, и все же она смотрела на меня сияющим взглядом, смотрела не отрываясь.
Она хотела меня.
Нуждалась во мне.
Она стала моим серебром.
– Кромвель, – пробормотала она и крепче ухватилась за мои предплечья. Я увеличил темп, чувствуя ее теплое тело. Бонни запрокинула голову, зажмурилась, и я не мог отвести глаз от этого прекрасного зрелища.
Она так крепко за меня держалась. Наконец она судорожно вздохнула, потянулась ко мне и поцеловала в лоб. Я замер в последнем рывке, и у меня перед глазами взорвался разноцветный фейерверк, в ушах зазвучали самые высокие ноты симфонии.
Когда они смолкли, в душе у меня остался постепенно затихающий, умиротворенный гул. Я прижался шеей к плечу Бонни, тяжело дыша.
Мои ноздри щекотал ее персиково-ванильный аромат, и какое-то время я просто лежал без движения. Невидимый узел, неизменно стискивавший мою грудь, исчез. Злость, бурлившая во мне, точно вулканическая лава, растворилась, и я почти ее не ощущал.
Мне стало легче дышать.
Бонни лениво водила кончиком пальца по моей спине, вычерчивая какие-то невидимые линии. Ее дыхание щекотало мне ухо. Она все еще тяжело, часто дышала.
Наконец я поднял голову и посмотрел в ее карие глаза. Они сияли, и из них все еще текли слезы. Я вытер их большими пальцами и поочередно поцеловал мокрые щеки девушки. У нее дрожала нижняя губа. Она провела пальцем по моему лицу и прошептала:
– Спасибо.
Я поцеловал ее в ответ, медленно и нежно, а потом крепко-крепко обнял. Бонни тоже меня обняла, и я почувствовал, как по моему голому плечу скатывается слеза. Я не стал спрашивать, почему она плачет, потому что твердо знал: сейчас Бонни не грустно.
Она пошевелилась подо мной.
Я перекатился на бок, и девушка посмотрела мне в глаза.
– У тебя самые красивые глаза на свете, – сказала она, проводя пальчиком по моей правой брови. Она улыбнулась:
– Ты такой красивый, Кромвель Дин. Очень красивый.
Я взял ее за руку и стал поочередно целовать каждый пальчик. Бонни наблюдала за мной, и мне чудилась в ней какая-то необъяснимая печаль. По ее щеке скатилась очередная слеза, и я спросил:
– Как ты?
Она улыбнулась искренней, доброй улыбкой.
– Просто отлично. – Она покачала рукой, которую я держал, и пощекотала меня за палец. – Никогда не думала, что у меня будет этот момент. – Она грустно улыбнулась. – К тому же с человеком, который понимает.
– Что понимает?
– Каково это: родиться с песней в сердце.
Я сглотнул, от этих ее слов у меня внутри все перевернулось. Бонни крепче сжала мою руку, и на ее лице снова появилось нервозное выражение.
– Что?
Бонни смотрела на меня, потом проговорила так тихо, что я едва расслышал:
– Я увидела тебя, когда ты был младше.
Я нахмурился:
– Не понял.
Бонни поцеловала мой палец.
– Моя учительница музыки как-то раз показала мне видеозапись твоего концерта. Оркестр играл написанную тобой музыку. Конкурс Би-би-си на звание лучшего юного композитора года. – Я сглотнул, от потрясения в груди словно дыра образовалась. – В тот день я навсегда запомнила твое имя. Я заслушивалась твоей музыкой. – Она приподнялась на локте и погладила меня по голове. – Потом ты вдруг исчез, и я все гадала, что же с тобой случилось, пока не услышала, что ты стал диджеем. Исчезли классические симфонии, и на их место пришла электронная танцевальная музыка.
Я хотел что-нибудь сказать, но у меня в голове не укладывалось, что Бонни видела, как я выступал еще в детстве.
– Так вот почему ты приехала послушать мое выступление тогда, в Англии.
Она кивнула.
– Мне хотелось увидеть тебя «живьем».
Меня словно ударили ножом в живот.
– Вот почему ты назвала мою музыку бездушной.
Бонни перестала улыбаться.