— Мама, а ты не хотела бы слетать в Америку? — робко спросила я.
— Может и хотела бы. Но как же я тебя брошу? — мама ласково погладила меня по щеке.
— Я бы пережила, я ведь уже взрослая девочка.
— Давай поговорим об этом позже, детка, — вздохнула она и ушла к себе.
А я открыла в своей спальне книжный шкафчик и достала большую коробку с верхней полки. В ней я хранила папины письма. Упав на постель, я перелистала последние. Папа у меня настоящий консерватор. Даже сейчас, когда электронная сеть пронизывает весь мир, он писал мне настоящие бумажные письма каждый месяц. Иногда звонил, но видеозвонки не скрывали грусти в его глазах, и разговор постоянно съезжал в одну и ту же точку — папа просил меня приехать, я просила его вернуться. Мы оба выдвигали друг другу логичные аргументы, почему этого сейчас никак нельзя было сделать, и заканчивали разговор на ужасно печальной ноте. Поэтому созванивались мы очень редко, только по праздникам.
А вот на письмо я могла рассчитывать всегда. Длинные строки папиных посланий, наполненных любовью, я перечитывала по нескольку раз. Пожалуй, я могла бы оставить работу и поехать повидать его. Я очень скучала. И мне было жаль расставаться с ним, хотя в семнадцать лет я не ощущала уже острой необходимости в присутствии отца. И мы с мамой прекрасно понимали, что для его ученой карьеры значит приглашение такого рода. Это было дело всей его жизни, а мы обе знали, как важно свое призвание. Дороже ли оно семьи? Этот вопрос каждый из нас решал по-своему.
Я снова перечитала последнее письмо. Да, папа явно был счастлив работать в крупнейшем мировом проекте. Хотя и сквозила тоска между строк. Внезапно я ощутила такую же тоску. Позвонить ему, что ли? Я поглядела на часы. У нас такая разница во времени. Скорее всего, он сейчас спал. Ну что ж, позвоню на выходных.
Пятница наступила стремительно и неотвратимо. Наконец-то закончилась рабочая неделя! Утром ко мне записалась новая клиентка, по голосу — взрослая женщина. Мы договорились с ней встретиться в час дня, в субботу. И я с нетерпением ждала встречи. Прошлые клиенты сразу отбили мне аренду за месяц, и я была этим довольна. Но занималась я этим по сути совсем не из-за денег. Честно говоря, можно было бы и вовсе не брать оплату, и меня отчего-то покалывала совесть, когда я получала деньги за предсказания.
Вечером я пожаловалась маме, и получила отповедь, на тему принятия своих сил и обесценивания труда. Причем не только своего, но и своих коллег по цеху. Да, тут было над чем подумать. Ведь и мама, и бабушка, пользовались своим трудом для обеспечения своей жизни. А мне почему-то казалось, что работа менеджера должна оплачиваться, а предсказания — нет.
— Это потому, что эзотерика связана с духовностью, — сказала мама. — И тебе мерещится, что бездушно и чересчур прагматично брать деньги с клиентов.
— Пожалуй, что так, — согласилась я.
— Но люди должны платить за такие вещи, пойми. Во-первых, ничего, что дается бесплатно, не ценится. Во-вторых, ты этого пока не осознаешь, но, если человек что-то взял, он должен что-то отдать. Так сохраняется энергетическое равновесие.
— Ладно, мам. Спасибо. Я поняла.
— Надеюсь, детка, — мама устало вздохнула и ушла спать.
Сегодня она была особенно грустна. Интересно, есть ли у нее завтра клиенты? Может быть, сводить ее позавтракать в «Сияну», развлечь?
Но утром все мои планы развеялись, как дым. В семь утра в квартире настойчиво и активно зазвенел звонок. Раз, другой, третий. Что случилось? Пока я, путаясь в одеяле, выбиралась в коридор, мама уже успела открыть. Дверь хлопнула и послышались рыдания. Испуганная, я влетела в коридор и замерла.
Исхудавший и небритый отец крепко обнимал маму, а она плакала и стискивала его куртку тонкими пальцами.
— Папа, — выдохнула я. — Папа!
Я влипла в них обоих, сжимая в объятьях, и сама заплакала.
— Аленушка, Милка, не нужно плакать, — взмолился папа. Его глаза тоже подозрительно блестели.
Всхлипнув, я оторвалась от отца и объявила:
— Пойду поставлю чайник.
— Пойдем, — он ласково шепнул маме, и не выпуская ее из рук, аккуратно шагнул на кухню.
Я включила газ и ушла в ванную умываться. Из кухни доносились голоса:
— Мила, прости меня, я столько раз пожалел, что уехал. Я так тебя люблю. К черту все проекты, к черту эту работу. Я больше не могу без тебя.
Мама молчала, и отец продолжал. Было похоже, что он долго готовил эту речь.
— Я так ошибся. Никакое дело не стоит любимых. Это были самые ужасные три года в моей жизни, я уже мечтал, чтобы проект закончился, хотя он и оказался очень удачным. Я люблю тебя, Мила, — повторил он.
— Я тоже тебя люблю, Петя, — мамин голос дрожал. — Ты не знаешь, а я уже подала документы на визу. Я собиралась лететь к тебе в следующем месяце.
— Детка…
И их голоса затихли.
Так, пожалуй, позавтракаю в кафе. Я мигом оделась, заглянула на кухню и быстро протараторила:
— Родители, у меня клиент, я убегаю! Поговорим вечером! — и быстро сбежала из дома, пока они не решили меня задержать.
Пусть побудут одни, им это нужно. А я… Я погуляю, ведь кафе откроют только через два часа.