Мечта Мира

Тогда Скиталец испустил воинственный клич, облокотился на стол, оглянулся вокруг и пустил стрелу из своего лука. Стрела полетела прямо в того высокого человека, который целился в царицу, воткнулась в его грудь, окрасила кровью и убила еще и другого, который упал мертвым. Снова полетела другая стрела, жужжа и гудя…

Толпа бросилась вперед. Воздух потемнел от множества стрел. Храбрость Скитальца воодушевила стражу. Солдаты дрались отчаянно. Но убийцы напирали сплошной стеной, с криком и воплем. Шлем Скитальца сиял, как маяк во время бури. Свечи свалились из рук золотых фигур, стоявших у стола, драпировки загорелись, и черный дым наполнил весь зал. Но сквозь мрак, дым, вопли и шум стрел ясно слышалась воинственная песнь волшебного лука Одиссея.

Лук гудел, и стрелы, жужжа, летели на врагов.

Скоро запас стрел истощился, и Скиталец подумал, что битва проиграна, потому что со всех дверей прибывали новые толпы врагов. Но он был опытен в войне и не потерялся. Капитан телохранителей Фараона был убит. Скиталец встал на его место, выстроил солдат кругом и старался воодушевить их. Он сунул чей-то меч в руку Фараона, приказывая ему сражаться за свою жизнь и за трон. Но тот, пораженный смертью сына и опьяненный выпитым вином, совсем упал духом и растерялся.

Царица Мериамун выхватила меч из его дрожащей руки и приготовилась к бою. Она считала недостойным себя сидеть, скорчившись, на полу, как сделали другие женщины, а стояла прямо, позади Скитальца, и не пряталась от стрел и копий, летевших со всех сторон.

Фараон закрыл лицо руками и не шевелился. Убийцы лезли вперед с криком и воем.

Скиталец бросился на них с поднятыми мечом и щитом; за ним двинулась стража Фараона.

Они боролись за свою жизнь и заставили отступить врагов, ударяя мечом направо и налево.

Второй раз хлынула толпа и снова была отброшена назад.

Однако скоро большая часть защитников Фараона была убита, и силы их падали. Но Скиталец продолжал воодушевлять их, хотя сердце его было полно ужаса. Царица Мериамун также убеждала солдат не уступать врагам и умереть с честью, как подобает храбрецам.

Снова завязался отчаянный бой. Скоро только один Скиталец остался защитником Мериамун и Фараона. Вдруг откуда-то издалека донесся громкий крик, заглушивший звон мечей, стоны людей и весь шум битвы. «Фараон! Фараон! Фараон! — кричал голос. — Отпустишь ли ты мой народ?»

Толпа остановилась. Бой прекратился; все повернулись в ту сторону, откуда раздался голос. В конце зала, среди мертвых и умирающих людей, стояли два старика, держа в руках жезлы.

— Это колдуны, колдуны Апура! — закричала толпа, отступившая перед ними и забыв о битве.

Апура подошли ближе; не обращая внимания на груды мертвых тел, они шли по крови, по разлитому вину, мимо поваленных столов и остановились перед Фараоном.

— Фараон! Фараон! Фараон! — прокричали они. — Все первенцы страны Кеми умерли от руки Иеговы. Отпустишь ли ты народ наш из Египта?

— Уходите, уходите вы все и весь ваш народ! — вскричал Фараон. — Уходите скорее, чтобы Кеми не видал вас более!

Толпа слышала эти слова и ушла из дворца. Мертвая тишина воцарилась в городе. Смерть носилась над Кеми. Люди умирали от ран и от внезапно появившейся чумы.

Тихо везде… Заснули люди. Сон принес им лучший дар богов — забвение.

XI. Бронзовые ванны

Настало утро после страшной ночи. Реи пришел от царя к Скитальцу, но не застал его в комнате. Евнух сказал ему, что гость встал, спросил о Курри, бывшем капитане сидонского корабля, и прошел к нему.

Реи пошел туда и услыхал стук молотка по металлу. В углу маленького двора у дворцовой стены стоял Скиталец с обнаженными руками, одетый не в свои золотые доспехи, а в легкий балахон, который носят обыкновенные египетские рабочие. Он наклонился над маленькой жаровней, на которой горел огонь, держа в руке молоток. Около него стояла маленькая наковальня, где лежал один из наплечников его золотого вооружения. Курри стоял подле него с инструментами в руках.

— Привет тебе, Эперит! — крикнул Реи. — Что ты делаешь с наковальней?

— Чиню свое вооружение, — отвечал Скиталец, улыбаясь. — Оно изрядно потерпело во время вчерашнего боя. — Он указал на свой продырявленный щит. — Сидонец, раздуй огонь!

Курри присел на корточки и стал раздувать огонь кожаным мехом, в то время как Скиталец нагревал металл и бил его молотком на наковальне, не переставая разговаривать с Реи.

— Странная работа для воина! — усмехнулся Реи, опираясь на свой жезл, с рукояткой в виде голубоватого яблока. — В нашей стране знатные люди не унижаются до работы!

— В каждой стране свои обычаи! — возразил Эперит. — На моей родине братья не женятся на сестрах, хотя, во время своих странствований, я встречал подобный же обычай на острове царя ветров. Мои руки хорошо служат мне, когда нужно, — продолжал он, — приходится ли косить весной зеленую траву или править быками, или выпахать начисто борозды тяжелой земли, или строить дома и корабли, или заняться работой кузнеца. Мои руки умеют все!