Мечта Мира

Скиталец успел заметить, что никто из его предшественников не был сражен прежде, чем не стоял на самом пороге святилища и, вознеся моление к Афродите, стал медленно подходить; на расстоянии длины одного лука от порога он остановился и стал прислушиваться. Теперь он мог даже разобрать слова песни Гаттор. И так прекрасна была эта песня, что он на некоторое время позабыл о стражах-охранителях врат святилища и о том, как бы побороть их, проложив себе путь мимо них. Все внимание его поглотила песня, которую волшебница пела на его родном ахейском языке:

«Воспойте на струнах, золотых и пурпурных, все битвы и войны героев из-за меня, из-за Прекрасной Аргивянки Елены! Воспойте бури и разорения на море и на суше, сказанья любви и печали, что были в прошедшем и будут еще. Воспойте мои золотистые кудри, которых не коснулись седины за долгие годы минувших времен. Воспойте мою красоту, всесильную властительницу мира и ее жалких рабов. Горе мне, любимой некогда всеми героями, но никого не любившей! Горе мне, которой слышны стоны героев, павших за меня посреди развалин их родных городов, разоренных дотла. Неужели ж нет ни богов, ни смертных, нет ни одного, чье бы сердце отозвалось на призывы моей тоски и кого бы я полюбила прежде, чем всему придет конец?!»

И песня замерла.

Тогда Скиталец вдруг вспомнил о стражах-охранителях и предстоящей борьбе с ними. Он уже приготовился накинуться на невидимого врага, как вдруг снова раздалась дивная музыка и вновь приковала его к месту. Теперь Гаттор пела о том, что в груди ее проснулась жажда любви, что сердце встрепенулось и просит былых радостей.

Когда певица снова смолкла, Скиталец, мысленно призвав на помощь богов, львиным прыжком очутился на пороге, и щит его громко сшибся с другими щитами, преграждавшими ему путь. Чьи-то сильные невидимые руки схватили его, чтобы отбросить назад. Но не слабый, бессильный юнец был Скиталец, а сильнейший из людей, оставшихся в живых после смерти Аякса, сына Теламона. Жрецы Гаттор невольно изумлялись, видя издали, как он сыпал удары меча, не отступая ни на шаг назад. Вдруг раздался лязг меча, и со всех золоченых доспехов Скитальца, которые некогда носил богоподобный Парис, со щита, шлема, с нарамников и нагрудника дождем посыпались искры, словно из железа на наковальне, под ударами тяжелого молота кузнеца.

Точно град, сыпались на Скитальца удары невидимых мечей, но того, кто в своих золоченых доспехах неустрашимо стоял под ними, не коснулся ни один удар. Вдруг Скиталец понял, что невидимых врагов, преграждавших ему доступ, не стало, так как никто больше не наносил ему ударов, и его меч не встречал другого меча, а только свистал в воздухе.

Тогда он рванулся вперед и очутился за завесой в самом святилище.

В тот момент, когда завеса упала за ним, там снова раздалось тихое пение. Скиталец не в силах был двинуться дальше и стоял, как прикованный, устремив свой взгляд вглубь святилища.

Лязг железа о железо, удар стали о сталь.

Слышишь, звуки эти опять раздаются.

То воюет со смертью, и смерть побеждает всех смертных.

Живых убивают убитые!

Лязг железа о железо, словно музыка, вторит песне моей.

Словно музыка, вторит он жизни моей.

Духи тех, что когда-то любили меня, — но любовь вашу сразила

всесильная смерть. Но ненависть вашу и смерть победить не могла.

Неужели же нет никого, кто бы мог овладеть мной из Всех,

в ком еще сохранилось дыхание жизни?!

Неужели же нет никого, кто бы зависть коварной судьбы превозмог?!

Песня замерла. Скиталец поднял глаза и увидел перед собой три тени, тени могучих людей в полных ратных доспехах. Всмотревшись в них, он узнал их: то были герои, давно уже павшие в брани: Пиритойс, Тезей и Аякс. При виде его все трое воскликнули вместе:

— Приветствуем тебя, Одиссей, из Итаки, сын Лаэрта!

— Приветствую тебя, Тезей, сын Эгея, — воскликнул, в свою очередь, Скиталец. — Помню, ты некогда сходил в жилище Гадеса и живым возвратился оттуда! Разве ты вновь переплыл Океан и живешь, как и я, под лучами горячего солнца? Я когда-то искал тебя в жилище Гадеса и не нашел тебя там!

Тень Тезея отвечала ему:

— В жилище Гадеса я пребываю и теперь, а то, что ты видишь перед собой, только тень, посланная сюда царицей Персефоной стоять на страже красоты Златокудрой Елены!

— Привет тебе, Пиритойс, сын Иклона! — сказал Скиталец. — Овладел ли ты, наконец, грозной Персефоной? Почему Гадес разрешает своему сопернику бродить под солнцем? Некогда я искал тебя в жилище Гадеса и не нашел тебя там!

Тень героя отвечала: