— Ты не волнуйся, Оль, я о нашем уговоре помню. Просто у Дашки совершенно случайно тоже оказался билет на этот конкурс. Но она будет сидеть в другом конце зала, а мы с тобой рядом, как и договаривались…
— Я в курсе! — Даша вновь продемонстрировала свои умопомрачительные ямочки. — Эдик должен сыграть роль вашего поклонника. Я не против. Я даже на него не взгляну… А после конкурса можно завалиться куда-нибудь и отпраздновать! Ох, я обожаю розыгрыши!
— Котенок ты мой, — умилился Эдик. Романтичное присюсюкивание придавало ему идиотический вид. Или, может быть, Оле так показалось потому, что котенком назвали не ее? Может быть, она всю жизнь только о том и мечтала, чтобы хриплый и дрожащий от нежности мужской голос мимоходом причислил ее к семейству кошачьих?
Она боролась с желанием громко нахамить и быстро убежать. Выплакаться где-нибудь в уголке. К черту конкурс, к черту все на свете!.. Но если она убежит, то так ничего и не узнает. Может быть, это все же дурная шутка. Не может быть, что длинные телефонные разговоры, и его внимательный взгляд, и вкуснейшая кесадилья из курицы — не может быть, чтобы все это оказалось вымыслом полной надежд психопатки. Это было, было!.. Но что же тогда делает здесь эта Даша?
— Ладно, надо идти в зал, — потухшим голосом объявила она. Там, в зале, она обо всем Эдика и расспросит.
— Увидимся после конкурса! — прокричала ей в спину ослепительная Даша. Оля не видела ее, но почему-то была уверена, что внезапно появившаяся из ниоткуда
И вот вместо того чтобы внимательно следить за ходом конкурса красоты, Оля сидит в зале и еле сдерживается, чтобы не разреветься. Она хочет расспросить обо всем Эдуарда, но не может выговорить ни слова, потому что слезы подступают к ее глазам. То отхлынут, и тогда она успокаивается и пытается смотреть на сцену (где Владочка в золотом купальнике пытается доказать всему миру в лице двух сотен зрителей и десятка членов жюри свое превосходство), то подступят неожиданно — и тогда она смотрит в потолок, на огромную хрустальную люстру. Прилив, отлив. Прилив, отлив. А Эдуард сидит рядом и приветствует каждую появляющуюся на сцене красавицу жизнерадостными аплодисментами. Весело ему, видите ли. Хмырь болотный.
Но что же все-таки произошло?
А как глаза-то саднит! Неужели подводка потекла все-таки? Она украдкой провела по щеке рукой. Щека была сухая, как качественный памперс.
А справа от Ольги сидела тетя Жанна, разодетая в пух и прах. Желтое длинное платье (как же старит ее этот цвет, да разве можно тетю Жанну переубедить?), серьги, свисающие чуть ли не до пояса.
Тетя Жанна сжала Олину руку.
— Деточка, почему же ты нас не познакомила? — горячо зашептала она. — Такой красавец. Я даже не ожидала…
— Тетя Жанна, смотрите на сцену! — отрезала Оля.
— Брюнет, — как ни в чем не бывало констатировала она, — я тоже больше темненьких люблю. Недавно мы с твоей мамой проводили социологический опрос…
Только не это! Нравоучительных сентенций о сексе Оля не выдержит! Ее просто стошнит — прямо на лысину сидящего впереди мужчины. Он-то чем, бедолага, виноват? Хотя… наверное, он как и все мужики, предатель. Поделом ему будет.
— …и выяснилось, что большинство женщин предпочитают именно брюнетов. Считается, что брюнеты сексуальнее. Но на самом деле сексуальность можно определить не по цвету волос, а по степени волосатости…
Нет, ее точно стошнит.
— Слушай, а он… твой кавалер… он волосатый? — Тетя Жанна по-птичьи наклонила голову набок и вытянула мощную шею вперед. Да еще и подмигнула заговорщицки. Как же ненавидела Ольга этот озорной тон!
— Да отстаньте вы от меня, наконец! — взмолилась она.
Она закрыла глаза. Фоновая музыка показалась ей излишне громкой. Все это словно не с ней происходило. Смешно, но обиды, над которыми она в свое время рыдала ночи напролет, вдруг показались ей недостойными внимания мелочами. Все неприятности померкли на фоне улыбчивой Даши в розовой шубке и невозмутимого жениха — Эдуарда, которого Оля зачем-то привыкла считать своим. Она еще не знала толком, что произошло, но уже понимала смутно, что это горе не надуманное, а настоящее.
А он как ни в чем не бывало смотрел на красавиц. Теперь они по очереди выходили на сцену в пышных вечерних платьях. Кстати, ни одной по-настоящему красивой девушки среди конкурсанток не было. Оля отметила это с некоторым злорадством. Даже Влада выглядела не ахти. Не выспалась она, что ли? Или глаза неудачно накрасила? А может быть, Оля просто придирается? С педантичностью озлобленной старой девы выискивает недостатки во внешности молоденьких успешных особ?
Молоденьких, хмыкнула Оля. А ведь Владка-то ее старше, на целых два года.
— Оль, с тобой все в порядке? — шепнул Эдик.
Она вздрогнула.
— Да, а почему ты спрашиваешь?
— У тебя глаза закрыты… Хочешь, я схожу в машину, принесу панадол?
— Не стоит. Слушай, а правда, почему ты мне не рассказывал про эту Дашу?
— Ты обиделась? — захлопал глазами он.
— Неважно. Но почему нельзя было сразу сказать? Зачем надо было морочить мне голову?