Мечта мужчины, или 129 килограммов нежности

— Я? — он выглядел изумленным. — Морочил голову?.. Оля, но я думал, что ты понимаешь… Или… О нет!

Он схватил ее за руку. А ладошки-то у нас потные, не без удовольствия отметила она. Нервничаем, значит.

— А что я должна была подумать? — еле слышно шептала она. Ей не хотелось, чтобы до вездесущей тети Жанны долетел смысл их разговора. А тетя Жанна уже до предела вытянула голову вбок, как исполнительница индийских танцев.

— Но я не давал повода… Мы же просто общались.

— Ты звонил мне каждый день! Говорил, что я красивая. Говорил, что зависишь от телефонных разговоров со мной, — обвинения посыпались из нее, как крупа из дырявого пакета, — в рестораны приглашал. Кесадильей из курицы кормил, а я, идиотка, и размякла! Меня несложно было очаровать. Я же сразу честно предупредила, что желающих мало. А ты… Говорил, что у меня совершенной формы запястья, — она посмотрела на свои руки. Пальцы жирные, как свиные купаты из мясного ларька. — Ты сказал, что хотел пригласить меня в Питер на свадьбу друга. До дома провожал… Рассказывал о бывших невестах. И что после всего этого я должна была подумать?!

Он потрясенно молчал. Вперился взглядом в сцену. Кстати, на сцене в тот момент Влада была. Она говорила в микрофон: «Дорогие друзья! В этом зале находится мужчина, который очень много для меня значит. И мне всегда хотелось, чтобы он видел во мне королеву. Эта корона для меня не символ тщеславия, а символ любви!»

Зал грохнул аплодисментами. Гоша Кудрин встал и несколько раз крикнул: «Браво!» — хотя данное восклицание скорее уместно было бы на оперной премьере, а не на соревновании длинных ног. «Во дает Владка!» — подумала Оля. Ей бы столько смелости… На освещенной сцене сестра казалась такой маленькой и хрупкой. Что она должна была чувствовать в тот момент — признаваясь в любви на глазах у сотен зрителей. Оля сидела отнюдь не в первом ряду и все же заметила, что микрофон в руках сестры дрожит. И у нее тоже дрожали руки. Она тоже была вынуждена выяснять отношения в зрительской толпе. Только Оля говорила не звенящим от волнения сопрано, а возбужденным шепотом.

— Оля… — потная ладошка Эдуарда вновь завладела ее рукой. — Оля, прости. У меня много друзей, и среди женщин тоже… Я никогда не мог подумать, что ты…

— Я помню, ты рассказывал. Странные личности. Тебя интересуют люди не такие, как все. Ты же у нас книгу пишешь, Достоевский недоделанный.

— Ну зачем ты так…

— Значит, я была всего лишь очередным образом в твоем карманном цирке уродов. Тебе было интересно понять, что чувствует толстая тетка. Чем она живет. Поэтому ты и заинтересовался мной. Поэтому и подошел ко мне в ГУМе. А вовсе не потому, что я тебе понравилась.

— Но ты мне правда понравилась, — слабо сопротивлялся он. — И до сих пор нравишься. Я же не виноват, что Дашка…

— Только не надо напоминать о ней.

— Но мы встречаемся уже полгода, я собираюсь на ней жениться.

— Хорошо, что рассказал мне об этом своевременно. А теперь будь добр, позволь мне посмотреть конкурс. Моя сестра выступает.

— Оль, ты что?

Она взглянула на сцену. Там как раз опускался занавес. Краем глаза Оля успела увидеть улыбающуюся девушку в огромной позолоченной короне. На девушке было шелковое сиреневое платье, у нее были длинные светлые волосы. Кажется, это была Влада, но наверняка она сказать бы не смогла. Какой нехороший симптом. Из-за этого горе-разбивателя сердец Оля просмотрела конкурс. И даже не поняла, кто победил.

Оля украдкой взглянула в сторону своих родственников, которые оживленно о чем-то переговаривались. Гоша Кудрин (еще один разбиватель сердец, только теперь его бархатный взгляд почему-то совершенно ее не трогал) сиял, как лакированный башмак. До нее долетела фраза: «А все-таки наша девочка молодец!» Значит ли это, что победила Влада?

— Пойдемте в фойе! — возбужденно воскликнула мама. — Оля, ты с нами?

— Да, тем более что нас с Эдиком там ждет знакомая, — язвительно улыбнулась она.

Эдуард опустил плечи и укоризненно на нее взглянул. Гоша засуетился, вспомнив, что в его автомобиле мерзнет специально приобретенный для Влады букет. Тетя Жанна шумно восхищалась вечерними платьями, в которых появлялись на сцене конкурсантки, и прикидывала, не получится ли у нее скроить себе такое же. Никто из них не обращал внимания ни на Олю, ни на ее так называемого кавалера. С одной стороны, она почувствовала облегчение — никому не надо ничего объяснять. С другой — легкую колючую обиду, потому что ее опять «задвинули» на второй план. Выступление Влады в каком-то дешевом конкурсе красоты для семьи важнее, чем появление у Ольги жениха. Ведь они должны были думать, что Эдик им и является, по крайней мере, сама Оля им на это неоднократно намекала.

Все оживленно болтали, Ольга угрюмо молчала. В фойе ее догнал Эдуард. И чего он к ней пристал? Не знает, что ли, о том, что есть такое стопроцентное лекарство — одиночество?

— Ну что, отошла немного? — весело спросил он.

— Допустим. Ищи свою Дашу, ей, наверное, скучно.

— Но мы же собирались… Ты что, не помнишь, ради чего все это затевалось? Ты же собиралась познакомить меня с сестрой.