Мечта. Шарлотта Морель

— Кто–то грязно отозвался о статье месье Рошфора, посвященной принцу Пьеру Бонапарту.

Ворский рассказал то, что они уже знали. Несколькими днями ранее Пьер Бонапарт, живущий в Париже племянник императора, напечатал язвительную статью в корсиканской газете «Л'Авенир», в которой хвастался, причем в самых непристойных выражениях, что может выпустить кишки всем врагам Империи. В ответ на это грубое и вульгарное выступление Рошфор напечатал в «Марсельезе» острую, но весьма сдержанную статью. Весь Париж узнал об этих статьях, и в целом общественное мнение складывалось не в пользу племянника императора.

— Я не знаю, как началась ссора, — сказал им Ворский, — но один из корсиканцев стал оскорблять Рошфора, и кто–то ему возразил. Корсиканец вскочил, готовый начать драку. Но тут я вмешался. Он этого не ожидал. Когда он вынул нож, я бросил ему в голову стул. Я еле спасся, убежав в карьер, где остановился табором мой друг Стацио с семьей. Они и спрятали меня. Стацио предупреждал меня, чтобы я не возвращался в этот квартал, иначе они могут убить меня.

— Так вот кто это был, — сказал Тулуз. — Они следили за вами. Они попытаются сделать это снова.

Бек сидел молча с озабоченным видом.

— Будьте осторожны, Ворский, — посоветовал Дагерран. — Эти люди не забывают обид.

— Я не боюсь их.

— Он намерен умереть молодым, — попытался шутить Виктор.

Все встали, собрались уходить.

— Вы все–таки должны дать мне шанс отыграться на шпагах, Ворский! — сказал Виктор, когда они спускались по лестнице.

— В любое время.

— Я подожду, пока вы поправитесь, мой бедный друг. Перед нами вся жизнь.

Весело улыбаясь, они вышли на улицу. Простившись с друзьями, которые собирались вернуться на улицу де Фландр, Бек направился к бульвару дю Комбат. Ворский догнал его на остановке омнибуса.

— Месье Бек…

— А, это вы, Ворский.

— Я хотел извиниться.

— Не нужно.

— Я должен попросить у вас прощения… не знаю, как это сказать… я восхищен вашей работой. Я бы хотел работать с вами. Надеюсь, я не прошу слишком много… ваши интересы…

— Тогда не восхищайтесь мной, — сухо ответил Бек, — во мне нечем восхищаться.

Томас смотрел на него суровым взглядом, но Ворский выдержал этот взгляд. Он был бледен и полон достоинства, отчаянного и даже немного смешного.

— Я буду придерживаться своих собственных суждений, — горячо сказал он, — у меня есть долг перед свободой, месье, и я буду за нее бороться, а если надо, умру за нее.

— Замечательные чувства, — задумчиво произнес Тома, которого юношеская горячность поляка почему–то раздражала. Поклонение этого мальчика пугало его. Он взглянул в конец улицы, но омнибуса не было видно.

— Месье, идея свободы человека владеет мною с пятилетнего возраста. Я вырос с ней. Я ненавижу угнетателей. Теперь вы понимаете, почему я хочу бороться с ними.

Бек вздохнул:

— Вы говорите, что хотите бороться так, будто говорите, что хотите умереть. От вас требуются не жертвы, а твердость, энергия, способности и, может быть, даже хитрость. Вы представляете себе борьбу, как схватку на эспадронах.

Ворский побледнел, но Бек продолжал говорить с беспощадной прямотой:

— Вам, может быть, никогда не придется жертвовать своей жизнью. Но вам придется упорно писать, объяснять неясные для многих идеи, вести скрытую борьбу в подполье. Мы живем не в сказочном мире. Нам не нужны дети и герои, нам нужны мужчины.

— Я уже не ребенок, — немного обиженно сказал Ворский.

Их глаза встретились. Ворский не мог знать, что Бека задевают именно его молодость и чистота, так жестоко попранные в период его, Бека, становления как личности. Кто из взрослых мужчин может безоглядно радоваться при виде триумфального шествия бунтующей молодости?

— Вы тоже повзрослеете, — тихо сказал Бек. — Бог дает, повзрослеете…

— Я никогда не изменюсь!

Бек помолчал, потом вдруг сказал:

— Вы очень молоды, Ворский, и я вам завидую. Завидую вашей молодости. Получите от нее все. Хватайтесь за нее изо всех сил, пока еще есть время. Живите, любите! Вы слишком красивы, чтобы стать мучеником.

— Ну, оставьте!

— Нам не нужны бессмысленные жертвы. И никому не нужна ваша смерть. А теперь прощайте.

Подошел омнибус, и Бек вскочил на подножку, прежде чем Ворский успел ему ответить.

На следующий день корсиканская газета «Л'Авенир» напечатала ответ Пьера Бонапарта на статью Рошфора. Племянник императора выплеснул множество оскорблений в адрес журналиста. Никогда еще газетная пресса не допускала на свои страницы такие потоки вульгарности и оскорблений. Все это напоминало обыкновенную провокацию.

Вне себя от гнева Рошфор решил вызвать на дуэль Пьера Бонапарта и послать ему своих секундантов — Мильера и Артура Арнольда, которые были его друзьями.

Они условились поехать в Отой, где жил принц, во второй половине дня. Однако в это время возникло неожиданное осложнение. Корреспондент другой газеты, «Ла Реванш», некий Паскаль Гросэт, принял оскорбления Пьера Бонапарта на свой счет и решил потребовать сатисфакции.