Мечта. Шарлотта Морель

Заметив, как изменилось лицо Габена, увидевшего ее вблизи, Аврора встрепенулась и быстро отпрянула назад. Лицо ее залилось краской, наплывающей как бы изнутри, подобно свету китайского фонарика. «Так вот в чем ее секрет, — подумал Габен, — вот какой «недуг» постоянно преследует ее». Ей не удалось отодвинуться достаточно далеко в тень. Ее лицо все еще было хорошо видно, и он продолжал рассматривать его. Ей хотелось встать и отойти в сторону, но она не могла этого сделать и поэтому стойко выдержала пытливый взгляд молодого человека. Было очевидно, что молодой человек сделал унизительное для нее маленькое открытие, и это испортило ей настроение, однако она смотрела на него в упор с легкой, но злобной ухмылкой на губах, продолжая изучать его.

Настала очередь Габена покраснеть. Легкая улыбка блуждала по губам Авроры, когда она отмечала про себя признаки его бедности: поношенные брюки, ботинки, испачканные грязью парижских улиц. Кожа на одном из его ботинок прохудилась настолько, что в нем образовалась дыра, пропускавшая воду.

Шли минуты, а они продолжали сидеть, глядя друг на друга. Габен ненавидел ее и ненавидел себя — за то, что предоставил ей удовольствие презирать себя. Ничто другое, сказанное за этот вечер, не могло так бесповоротно убить надежду на какую–либо дружбу между ними, как эта молчаливая схватка их взглядов.

Между тем события, ранее происходившие за пределами этой комнаты, на площади Ронд–Пуа, теперь практически не развивались. Дождь закончился, но небо оставалось свинцово–черным. Кавалерия оставалась на своем месте.

Габен встал и подошел к окну, в то время как Аврора вышла из комнаты. Он почувствовал, что за его спиной кто–то стоит. Это была Шарлотта. Стоя рядом с братом, она рассматривала Ронд–Пуа и не могла скрыть охватившего ее волнения.

— Почему они не уходят? — глядя на солдат, задала она вопрос, который мучил ее последние два часа и заставлял нервничать.

— Не бойтесь, дорогая, — раздался голос Бодара, в котором слышались нотки сарказма. — Ничего плохого не случится, уверяю вас. Просто время от времени те, которым поручена охрана режима, должны чувствовать необходимость потешить себя иллюзией того, что они действительно этим занимаются. Что касается друзей Виктора Нуара, то они не такие уж дураки, чтобы броситься сломя голову на сабли. Кроме того, все знают, что эти газетные революционеры не идут дальше пустой болтовни.

— Вы слишком оптимистичны, — холодно заметил Габен, — на вашем месте я бы не был так уверен!

— Да, один–другой из них действительно вбил себе в голову идею переворота, — снисходительно усмехнулся Бодар, — но уберите их лидеров, и все, что останется, — это несколько пьяниц!

Габен повернулся к Бодару. Склонившись над шахматной доской, тот продолжал сидеть, злобно поблескивая глазами.

— Да, пьяницы, но только в том случае, если вы хотите сказать, что они опьянены. Но их опьяняет не алкоголь, месье Бодар, их опьяняет надежда! А это самое опасное.

Шарлотта знала, что означает этот суровый взгляд Габена и его плотно сжатый рот. Она видела, как в нем закипает гнев, и это вызвало в ней ненависть к брату. Ту ненависть, которую она всегда испытывала к членам своей семьи и к своим друзьям, когда они начинали открыто отстаивать подобные взгляды перед людьми, принадлежащими к другим, высшим кругам. Это было низменное чувство, замешанное на уязвленном тщеславии и стыде. Габен холодно посмотрел на свою сестру. Ее умоляющие глаза вызвали в нем приступ гнева. Бодар на секунду оторвался от шахматной доски — только для того, чтобы бросить на Габена взгляд, полный удивления. Общество, в котором он привык проводить время, редко давало ему возможность встретиться с людьми, имеющими собственное мнение. Его язвительное замечание фактически основывалось на полном безразличии.

Почувствовав бесполезность дальнейшего спора, Габен пожал плечами. Бодар вернулся к игре, а Шарлотта осталась стоять рядом со своим братом у окна.

— Мне не нравятся эти люди, так же, как не нравится твоя подруга, — с горечью сказал Габен, даже не понизив голоса. — Не могу понять, почему ты ходишь сюда, в эту безвкусную гостиную, где все фальшиво. У тебя нет ничего общего с этой Авророй.

— Она была добра ко мне. Она помогла мне напечатать мои статьи в газете. Полагаю, тебе больше нравится твоя мансарда!

— Это мое дело.

Они замолчали. Каждый переваривал свою злобу внутри себя. Габен понял, что был обыкновенным неудачником, которому легко выражать презрение к роскоши, потому что он никогда не сможет предложить ее собственной жене. Шарлотта, чувствуя угрызения совести за нанесенное брату оскорбление, не могла заставить себя произнести ни слова. Габен чувствовал себя так, словно с него живого содрали кожу. Она подумала, что теперь он не сможет рассчитывать на чью–либо помощь, и в скором времени никто уже не сможет ничего сделать для него.

— Останемся друзьями… — тихо сказала она несчастным голосом, замявшись на секунду.