Мечта смертных

Но справиться со всеми сразу не смогла бы даже Волусия – караульные обернулись к ней, и один из имперцев занёс свой меч над её незащищённой шеей. Волусия поняла, что не успеет увернуться, и приготовилась к удару.

И тут в воздухе просвистело копьё. Солдат с мечом в руках отлетел назад, и повис на воротах с древком, торчащим из груди, как бабочка, пришпиленная булавкой к холсту. За первым копьём подоспели другие, и Волусия обернувшись увидела, как её люди спешат к ней на помощь. Они атаковали ничего не понимающих караульных, и те вскоре пали под ударами копий, мечей и булав, смертельным градом обрушившихся на них.

Волусия удовлетворённо взглянула на тела караульных. Затем она обернулась к дверям и в поле её зрения попал огромный старинный золотой рычаг, приводивший в действие механизм замка.

"РЫЧАГ!" – крикнула она.

Волусия первой помчалась к рычагу и повисла на нём всем своим весом. Но тот не дрогнул – он был слишком тяжёл для неё.

Её люди присоединились к ней и общими усилиями рычаг медленно пошёл вниз.

Раздался пронзительный скрежет и, к восторгу Волусии, створки дверей начали медленно, фут за футом, отворяться. Сначала между ними появилась щель, в которую мог проникнуть разве что луч света, но вскоре она стала шире. А затем ещё шире.

Позади Волусии дюжины имперских солдат, заметивших наконец её вторжение, неслись на неё в атаку. Им оставалось до неё около тридцати ярдов.

Но двери открылись раньше. Волусия в экстазе смотрела за тем, как её армия с оглушительным криком ворвалась в город. Имперский солдаты замерли, как вкопанные, потом развернулись и побежали прочь.

Армия Волусии заполонила древние и священные улицы столицы, будто стадо диких животных, снося всё на своём пути.

Началась резня и крики имперских солдат и горожан заглушили всё остальное. Кровь реками лилась по мостовым, в Волусия стояла запрокинув голову и хохотала.

Наконец-то столица принадлежала ей.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Гвендолин жадно пила воду из бурдюка, на этот раз протянутого ей одним из рыцарей в сверкающих доспехах. Он позволили ей выпить больше, чем кочевники, и она делала глоток за глотком, не в силах остановиться, пока вода не потекла у неё по щекам.

Гвен закашлялась, привстала, и впервые за долгое время ощутила прилив энергии. Она открыла глаза, тут же зажмурилась от солнца, поставила ладонь козырьком и обнаружила, что она была в лодке. В длинном из узком подобии драккара кроме Гвен сидело около полудюжины рыцарей, и все её спутники, состояние которых тоже начало улучшаться благодаря заботе и уходу незнакомцев. Драккар легко скользил по водной глади невероятной синевы, и, после их мучительного перехода через бесплодную пустыню, окружающий пейзаж казался нереальным.

Гвен испытала огромное облегчение, убедившись, что все её спутники были живы и шли на поправку, а некоторые уже даже ели крошечными порциями хлеб. Она подняла взгляд на рыцаря, который протянул кусок хлеба и ей тоже, приняла угощение, откусила немного и тут же почувствовала, как жизненные силы возвращаются к ней. Рыцарь, присевший рядом с ней на корточки, пододвинул ей блюдце мёда. Она обмакнула хлеб в мёд, положила его в рот и поняла, что никогда не ела ничего вкуснее. К ней вернулась надежда на лучшее.

Гвен услышала поскуливание, посмотрела вниз, увидела Крона, свернувшегося у её ног и тут же почувствовала себя виноватой за то, что забыла о нём. Она сунула ему остаток хлеба, и маленький леопард выхватил пищу у неё из рук, мигом всё проглотил и заскулил, прося ещё, попутно слизывая мёд с её пальцев.

Когда рыцарь поднялся, чтобы уйти, Гвен хотела поблагодарить его, но всё ещё была слишком слаба, чтобы выдавить из пересохшего горла хоть слово. Она начала сомневаться, что дар речи к ней когда-нибудь вернётся.

Рыцарь ушёл, чтобы позаботиться о других, а Гвен, поглаживая Крона по голове, стала заворожённо разглядывать открывавшийся за бортом вид. Ласковый бриз гладил её лицо, пока лодка, слегка покачиваясь, рассекала гладь бескрайнего, как море, озера. Рыцари слаженно гребли, поднимая вёслами фонтаны сверкающих аквамариновых брызг. Ещё прекрасней было то, что виднелось на горизонте: пышные изобильные земли такого роскошного изумрудного оттенка, что даже цвет воды мерк перед ним. Казалось, такого просто не может быть.